ОПЕЧАТАНО МЕЖРАЙОННЫМ ОТДЕЛОМ СУДЕБНЫХ ПРИСТАВОВ ПО ИСПОЛНЕНИЮ ОСОБЫХ ИСПОЛНИТЕЛЬНЫХ ПРОИЗВОДСТВ, РОЗЫСКУ ДОЛЖНИКОВ И ИХ ИМУЩЕСТВА УФССП РОССИИ ПО АРХАНГЕЛЬСКОЙ ОБЛАСТИ НА ОСНОВАНИИ РЕШЕНИЯ ПРИМОРСКОГО РАЙОННОГО СУДА Г. СЕВЕРО-СТРЕЛЕЦКА ДЕЛО N 2-3978, ВСТУПИВШЕМУ В ЗАКОННУЮ СИЛУ 06.04.2018.
«Лязг-лязг», — громыхает замок, но, как и в прошлый мой визит, не открывается.
— Ключи?.. — Я поворачиваюсь к Диане. — У тебя с собой?
Её губы вздрагивают, но не выпускают ни звука. Длинные пальцы ныряют в карман куртки, вытаскивает связку и кладут мне в руку. Ладонь Дианы холодит, точно кожа лягушонка, и ключи такие же ледяные.
Замок, к моему раздражению, не отпирается и на этот раз.
— Наверное, судебные работники… — Я показываю взглядом на пломбу.
Диана не отвечает.
— А ты точно не знаешь от чего вот этот, синий? — говорю я и вытаскиваю свою связку с ключом «NWSEAFOOD».
— Бля-а-а-адь…
— Чё?
— Ещё на шею себе повесь!
— Да чё ты? Вдруг он…
Диана отворачивается и складывает руки на груди.
— Окей, забыли. — Я демонстративно роняю ключи обратно в карман и показываю на выгнутую рябину. — Можем залезть по дереву в слуховое окно.
Ти-ши-на.
— Да, ты права, не стоит рисковать.
Диана молча всматривается в соседские дома.
— Можем сломать, — уверенно говорю я. Будто каждый Божий день Артур Александрович крушит замки как фарфоровые чашки. — Ты не видишь чё-то, похожее на рычаг?
Свет вновь тускнеет, и завывает ветер, обдаёт нас вихрями пыли. Голенькая рябина напрягается, скрипит.
— Рычаг?.. — глупо повторяю я.
— Эти дома такие печальные.
— Чё?
— Как брошенные дети. Все уезжают, уезжают, уезжают…
Волосы Дианы встают по ветру обрывками чёрного паруса. Да всю её вот-вот сдует или переломит надвое от напора, и мне хочется обнять её, пожалеть.
— Они говорили чё-нибудь? Ну, соседи.
Диана молчит.
Так и не дождавшись ответа, я ныряю вглубь зарослей и выцарапываю увесистую ветку, похожую на рога. То есть, Артур Александрович взломает замок? И плевал он, что взвоет сигнализация? Или что коллекторы следят за домом?
Ну да.
Конечно.
Нет проблем.
— Ты точно не против, если… — Я робко машу веткой перед Дианой.
— Чел, да Господи Боже!
Диана с раздражением выхватывает у меня псевдолом, вставляет между косяком и дверью и использует как рычаг.
— Давай-ка… — Она с кряхтением нажимает на ветку. — Давай-ка, ты поможешь?
Мои пальцы в кросах поджимаются. Как бы Артур Александрович ни хорохорился, душа его осталась зайчишкой-трусишкой, который до опупения боится полиции, судов, тюрьмы и спуска с Холма Смерти.
Впрочем, зайчишка сам позвал Диану.
Я тоже наваливаюсь на «рычаг»: дерево кряхтит, дверь кряхтит, пломба натягивается. Замок трещит и с фонтанчиком пыли-трухи-щепок выламывает косяк. Я замираю. Секунды тянутся в ужасе, ждут сирены, вертолётов, ОМОНа.
Ничего не происходит.
Официальное заявление: два гимназиста только что вскрыли частную собственность.
Неофициально: вы ничего не видели и не слышали.
Я дёргаю на себя створку и надрываю пломбу. Дверь открывается с трудом, со скрежетом, будто изнутри её схватили призраки и визжат от бессильной злобы.
Шаг.
Второй.
Лицо обдаёт спёртым воздухом и полумраком. Шелест берёз стихает до неясного гула. Бело-чёрные стволы за окнами гнутся от порывов ветра, и бледные тени скользят с пола на стены, со стен на пол и обратно.
Никого.
Передо мной скрывается в полумраке деревянная лестница на чердак. За ней белеет дверь ванной, правее колышется полосатая занавеска в комнату Дианы — вернее в часть коридора, которую тканью отгородили под комнату. Если пройти насквозь и отпереть тяжёлый хромированный замок, попадаешь в спальню Вероники Игоревны.
Легко и просто.
Под ногами хрустят осколки. В голове вспыхивает далёкое — словно десятилетнее — воспоминание: дыра в окне, булыжник, Валентин, звонок коллекторов. Я шарю рукой по стене, но вместо выключателя нащупываю тугую полоску скотча. Под ним чернеет надпись маркером (стикер жёлтый, как подсолнух): «Мам! Не трогай под страхом медленной и мучительной смерти!».
Когда Вероника Игоревна вернулась из пустыни, эти кнопки в прихожих, что у нас дома, что здесь, превратились для обеих Фролковых в поле боя. Диана больше не гасила свет — даже ночью, будто опасалась, что мама заблудится по дороге из туалета. Вероника Игоревна злилась и всё вырубала, батя бухтел насчёт электричества, но Диана заклеивала выключатель опять, подмечая, мол, некая дамочка уже потратила все деньги на «секту идолопоклонников».
Подобные стычки начались ещё при мне и, уверен, тянулись до нынешнего исчезновения Вероники Игоревны. Помню, я легко угадывал, кто недавно пришёл: если в прихожей царствовали сумерки — Вероника Игоревна, если лампа — Диана.
Я поддеваю ногтем скотч, и он отделяется с тихим скрипом.