Волк в ее голове. Книга II

— Так у вас есть филиалы в этих городах?

Светлана задумчиво мычит, листает что-то.

— Я тут первую неделю… лучше обсудите всё с менеджером, он подскажет, как организовать поставки. Только…

— Да?

— Только не говорите ему, что я вам не помогла. Пожалуйста. Я с трудом нашла эту работу, а тут…

Мне становится жалко незнакомую девушку.

— Буду молчать, как ваш «атлантический лосось об лёд».

Я морщусь от угловатости шутки, неискренне благодарю Светлану и закрываю глаза.

Под тяжёлыми, воспалёнными веками вспыхивают световые круги: Омск… ключ… Вероника Игоревна… почта…

Надо успокоиться и поспать.

Поспать…

— Шмяк! — проникает в уши звук. Меня ведёт в сторону, и утомлённый разум медленно, как автомобиль начала XX-го века, восстанавливает причинно-следственную связь: если где-то капает, где-то образовалась и дырка.

Во мне.

Надо не спать, а промыть рану.

И сделать доклад по синтетическим полимерам, чтобы Леонидас наконец заткнулся и не звонил бате.

Последняя мысль олимпийским огнём проносится по залам разума и поджигает всё подряд. Тревога сковывает живот, усталость делает шаг назад, как бы говоря: «Лады, зайду попозже».

Постонав от безнадёжности, я разлепляю тяжёлые веки. Одной рукой расстёгиваю пуговицы окровавленной рубашки, а другой открываю в мобильном Википедию.

Просили доклад, Евгений Леонидович? Ну так получайте.

Сон восьмой

Диана здесь больше не живёт

Хризалида. Когда я подхожу к дому Фролковых, мне представляется именно она — деревянная куколка, из затхлой тьмы которой родилась бабочка.

Обрела новую реальность, новую жизнь. Крылья, воздух, цветы.

Что ей, бабочке, до гнилых стен? До пустой личиночной оболочки?

Слюдяное солнце промаргивается от облаков, и бельма окон вспыхивают холодным светом. Завывает ветер, шуршат под ногами прошлогодние листья. Вдали, на грани слышимости, нарастает шорох прибоя. Я сгребаю мыском меловую пыль и расшвыриваю по дороге — с наслаждением, с удовольствием от этого маленького безобразия.

Надо верить, что всё наладится. Что бабочка возвратится домой.

Да?

К примеру, сегодня Артур Александрович молодец. Сегодня Артур Александрович сдал Леонидасу доклад по химии и ответил на биологии. Рана подживает, настроение… настроение терпимое. Ур-ра, салют и бравурные барабаны.

С Валентином? Мы тупо не разговариваем. Коваль и Олеся присоединились к бойкоту, как эта Прибалтика к альянсу NATO.

Глупо?

Где вы вообще видели умных людей?

Диану я замечаю не сразу, хотя вот она — бредёт, будто канатоходец, по валунам первобытного лабиринта. Ноги Диана аккуратно ставит друг за другом, руки раскинула в стороны, и из правой руки серым дымом вытекает в небо сигарета.

Господи, как же красиво Диана держит её: словно голливудская актриса непринуждённо изображает пистолет.

— Артисты под куполом цирка? — плоско шучу я и перевешиваю куртку Вероники Игоревны с правой руки на левую.

Диана замирает на одной ноге, затем медленно, неохотно поворачивается и спрыгивает на солому прошлогодней травы.

Сегодня Диана надела армейские сапоги с красными шнурками и камуфляжные штанцы. Из-под чёрной куртки-бомбера белеет длинная, до колен, футболка. Рукава Диана засучила, и образ её напоминает скинхеда после кораблекрушения. Бедняга чудом выбрался на берег, ещё большим чудом доплёлся до жилья и разыскивает бордель. Зачем — он сам не знает. Не то напиться, не то подраться, не то, чтобы его обняли, поцеловали и сказали: «Эй, всё будет хорошо».

Нелирическое дополнение: судя по сладковатому запаху, Диана курит не табак.

— Хватит дуть эту дребедень, — говорю я, когда она подходит ближе.

Диана нарочито затягивается, так что я выдёргиваю тёплую самокрутку из её губ и запускаю в рыжую траву. Мне это кажется забавным, но Диана прямо-таки каменеет. Вся-вся замирает, и только угольно-чёрные волосы теребит ветер.

Чистые волосы. Чистые. Диана живёт на складе, но находит силы мыть голову. Чем? Когда? Там вообще воды не сыщешь — не то что горячей.

— Чел, какого хера?

— Давай без мата.

— Ты знаешь, сколько она стоит?

— Ой, я избавил тебя от финансовых проблем.

Я примирительно улыбаюсь, но Диана приседает и ерошит сухую траву в поисках сигареты. Полупрозрачные тени веток скользят по её бледному лицу, бледные колоски пригибается под пальцами.

— Тупо так злиться.

Колючее молчание в ответ.

— Зачем тебе это?

Диана оглядывается, но не произносит ни слова. Просто смотрит мне в душу своими чёрными колодцами.

— Зачем? — тише повторяю я.

— Тебе сказать, почему люди курят?

— Ага, прочитай лекцию про пользу курения.

— Я курю, блядь, потому, что МНЕ это нравится. Я матерюсь потому, что МНЕ это нравится. Отъебись. От. Меня.

Я чудом сдерживаю ответную гадость.

— Ты решила проблемы с деньгами?

— ДА.

— И это не связано со взятием машин на абордаж?

— НЕТ.

— С этой секунды — пять рублей за мат. Штраф.

Мы вновь скрещиваемся взглядами.

Диана поднимается и шагает ко мне с таким напором, будто сейчас вломит. Она и ведёт себя как человек, который сначала бьёт, а потом думает: плечи приподняты, колени согнуты, ссадина на губе покрылась уродливой коркой и обветрилась.