Вольно, генерал II: Моя утренняя звезда (СИ)

— Я рад, что моя шлюшка дождалась меня, — горячо прошептал главнокомандующий и укусил Люциана за мочку уха, оттянув её.

— А моя — меня, — заухмылялся и засмеялся генерал, когда снова больно получил по ягодице и оказался уткнутым лицом в подушку.

Когда Молох злился, то занимался любовью с особой страстью.

Нет, завтра Люциан не встанет.

Моргенштерн в который раз понял, что ничто не способно заменить ему Молоха. Где ещё взять такие умелые и крепкие руки? Изощрённый и своеобразный ум? Умопомрачительный запах и доводящую до оргазма одомашненную жестокость? Мастурбируя, Люциан беспрестанно фантазировал о Молохе, однако реальный секс всегда оказывался гораздо интереснее и горячее. С искусственным членом Моргенштерн тратил гораздо больше времени, нежели с непредсказуемым Молохом, одно прикосновение языка которого заставляет генерала кончать.

Молох размышлял примерно в том же русле. Как бы он ни пытался самостоятельно снимать напряжение, воображение до сих пор не способно воспроизвести стоны Люциана. Такие хрипловатые, громкие, сдавленные. И этот зов… Когда Моргенштерн вне себя от удовольствия призывает Молоха, тот теряет самообладание. Появляется желание затрахать этого паршивца, пока силы не иссякнут, чтобы больше не звал так тихо, чувственно и желанно. Привычный голос вдруг становится таким тихим, слабым, а лицо — украшенным выражением крайнего удовольствия. Закрытые глаза, приподнятые брови, немного опущенные уголки рта. Расчувствовавшееся тело. Сказка. Просто сказка.

========== Жертвоприношение. ==========

Как-то раз Люциан Моргенштерн ради интереса купил авиабилеты в сторону Израиля, чтобы посетить историческую родину Молоха. Позитивное путешествие, учитывая то, какой кровавой баней могло оказаться прошлое главнокомандующего. Верхний мир показался генералу забавным местом: можно послушать музыку в самолёте, посмотреть клипы, пощёлкать орешки, пофлиртовать со стюардессами, и они ответят милой и сдержанной улыбкой.

Ничего не предвещало огромного алтаря из холодного чёрного камня, на вершине которого возвышалась грубо высеченная голова быка. Разумеется, раньше она была украшена золотом, но авторитет культа со временем пал в глазах мародёров. Алтарь находился на одиноком холме, обдуваемом тёплыми и стремительными ветрами. Люциан вытер пот со лба и присвистнул. Вот у него не было собственного алтаря, и это немного ударило по самолюбию.

Демон сделал несколько шагов и дотронулся до раскалённого под палящим солнцем камня — и отдёрнул руку, раздражённо шикнув. Люциан плюнул на подушечки и сердито посмотрел на голову быка, будто обратившись к Молоху.

— Я уже понял, что ты рад меня видеть, Мо.

Откуда-то раздался тихий звон, похожий на шелест множества металлических монеток. Генерал стал оглядываться в надежде увидеть источник, но, конечно же, не обнаружил его. Усмехнулся, когда обнаружил на камне внезапно взявшийся выпуклый след, напомнивший ладонь по очертаниям.

— Этого здесь не было, — заметил генерал, вновь посмотрев на бычью голову с равнодушными пустыми глазницами.

Это не помешало Люциану положить ладонь на след. На этот раз демон не обжёгся — он внезапно потерял сознание. В мгновение ока реальность окрасилась в неприятные и тусклые цвета. Моргенштерн открыл глаза и обнаружил, что находится в самом разгаре процесса жертвоприношения. Генерал резко отошёл от алтаря и стал оглядываться, удивлённый и немного напуганный. Он прошёл насквозь людей, державших на алтаре плачущего младенца.

Демон нахмурился и решил посмотреть, закончится ли это тем, что он ожидает. Люди спорили и кричали, вдали волчицей выла мать ребёнка. Палач держал занесённый над ребёнком булыжник.

«По крайней мере, он удостоится быстрой смерти», — со слабым сожалением подумал Люциан.

Моргенштерн не стал смотреть, как младенца размазывают по камню булыжником. Он отвернулся и упустил момент, когда люди обагрили одежду кровью в одно мгновение. Детский плач затих. Взвыла мать. Люциан поморщился и отошёл. Он давно перестал бурно реагировать на жертвоприношения — слишком много их видел. Эмоции закончились на третьей сотне. Однако внутри осталось едва живое чувство пустоты и негодования. Люди уподоблялись демонам, когда платили кровавую цену за свои эгоистические желания. Не то что бы Люциан был против, но люди, в отличие от демонов, имели право выбирать — бросать камень или нет. Почему-то всегда бросали.

После того, как люди затихли, ожидая результата, послышался дьявольский хохот. Вспыхнуло потухшее кострище. Все присутствующие замерли от ужаса.

— Ещё! — вскрикнул жрец. — Он просит ещё!

— Но это же… уже пятый… — неуверенно начал возражать один из язычников.

— Вы хотите вызвать гнев нашего господина? Хотите, чтобы ваши головы превратились в это?! — завопил жрец, указывая на залитый кровью и забитый мясом алтарь.

Постепенно кровь куда-то сливалась — видимо, в алтаре был предусмотрен слив. Куда стекала кровь — Люциан ума приложить не мог.