Волшебники парижской моды

В Англии, в графстве Линкольншир, расположен Боурн, заводской город, тусклый и скучный. Там родился Чарльз-Фредерик Ворт; там же прошло его детство – суровое и жесткое, тяжелое и горькое от обид и унижений. В родном доме – постоянная забота, где достать денег; в школе – тирания учителей, пресекавших любую попытку мыслить самостоятельно. Такой школьный климат хорошо знал Диккенс, и безотрадные воспоминания о нем находим на страницах многих его произведений. В романе «Тяжелые времена» он вложил их в уста школьного учителя: «Берегитесь всякого воображения – в любой вещи вы должны придерживаться и руководствоваться фактами! Слово “воображение” вы должны навсегда забыть!» Диккенс прошел суровую школу, еще более суровую – Чарльз-Фредерик Ворт, для которого роскошь и полет фантазии станут основой его мира.

Чарльз-Фредерик Ворт в 1890 г. Фото Надара

Трудное детство прошло в атмосфере почти полной нищеты и медленного умирания. Отец растратил скудные сбережения, заработанные им практикой стряпчего, а матери приходилось экономить каждый пенни, чтобы расплатиться хотя бы с самыми неотложными долгами. Тем не менее так и не нашлось денег заплатить за жилье и школу для детей.

В одиннадцать лет Ворту пришлось бросить школу и зарабатывать деньги, чтобы помочь семье. Он поступил в типографию, где работа была тяжкой, а зарплата ничтожно маленькой.

Никто и не думал возмущаться тем, что маленькие дети работают в таких условиях, – увы, для того времени дело обычное. Но не в этом была трагедия Чарльза-Фредерика, а в обнищании семьи. Ворты принадлежали к буржуазному обществу своего маленького городка, недоверчивому и пуританскому, для которого бедность – это скандальный и недостойный факт биографии. До самой смерти Ворт чувствовал жгучую горечь, вспоминая унижения, пережитые его матерью, и часто рассказывал об этом.

Через год он покинул враждебное ему общество и перебрался в Лондон. По собственному ли желанию стал он искать место служащего в области коммерции модных товаров или это получилось случайно? Он поступил на работу в магазин Lewis & Alemby, где продавались украшения, шали, манто и ткани. Для новичка все это было роскошью, ощутимой, по-настоящему существующей, о которой он столько мечтал. Горизонты расширились и осветились манящим светом, он наконец вздохнул с облегчением. Ворт с нежностью отмерял куски самой тонкой английской шерсти, осторожно смахивал пылинки с роскошного манчестерского велюра, затаив дыхание, ловил глазами жест молодой англичанки, поправляющей шаль, или взмах руки продавщицы, набрасывающей на плечи заглянувшей в магазин леди шифоновую мантилью.

В то же время как свои пять пальцев он знал механизм британской коммерции, прекрасно организованной и опирающейся на прочную основу. Стоя за высокой конторкой, молодой человек постигал секреты искусства, девиз которого – «Необходимость и приобретение!».

Но больше всего его приводили в восхищение клиентки модных магазинов. С какой уверенностью они входят в магазин! Как непринужденно разглядывают самый изысканный, самый дорогой товар! Часто даму сопровождал джентльмен в голубом аби[101] и высоком шелковом цилиндре, чрезвычайно внимательный ко всем капризам спутницы. Мальчик-рассыльный доставлял выбранные клиенткой шали и накидки в ее роскошный дом где-нибудь в восточной части Лондона или совершал более дальнюю поездку – в загородную резиденцию.

Но все это, увы, только одна сторона медали. Вечером, после закрытия магазина, Чарльз-Фредерик, добираясь до своей меблированной комнаты в западном конце Лондона, попадал совсем в другой мир: по тесным, грязным улочкам сновали словно тени отчаянные головы, не ладившие с законом, голодные оборванцы – все, кто влачил жалкое существование в ночлежных домах. Обиталище отчаявшихся и преступников не имело никакого понятия об элегантных покупателях Lewis & Alemby.

Свободное время Чарльз Фредерик старался проводить как можно дальше от этого места и, когда выдавалась минутка, бежал в Национальную галерею. Он в восхищении застывал перед картинами, делал записи в блокноте, срисовывал узоры вышивок на костюмах, изгибы складок. Портрет королевы Елизаветы привел его в восторг – он без конца возвращался к нему, словно бабочка к источнику света. Платье королевы украшала необычная вышивка: узор, составленный из рисунков ушей и глаз, так сильно поразил юношу, что двадцать лет спустя он повторил его в туалете одной из клиенток.

Старинные картины разжигали в молодом человеке огонь вдохновения. Детские мечты приобретали конкретную форму и содержание. Душа отныне жила в мире прекрасного, в царстве великолепия и красоты. И в этом побеге была отрада.