Волжский рубеж

Все было так. К Сулейман-паше, получившему под Плевной титул «непобедимый», с восточного фронта пришла часть армии Шакира-паши, но в кровопролитном трехдневном бою со 2 по 4 января войска генерала Осипа Гурко разбили турков у Пловдива и в тот же день взяли город. Оставив в Пловдиве надежный гарнизон, в тот же день Гурко дал приказ генерал-майору Струкову, своему помощнику, которому доверял как самому себе, идти с его кавалеристами на Адрианополь. Это была хорошо укрепленная турецкая крепость, Осип Гурко знал об этом, но как полководец от Бога знал он и другое, что врага они застанут врасплох, и морального духа турок не хватит выдержать натиск противника. Такие вещи он чуял нутром, и ему не нужны были указания свыше, которые, как правило, всегда и все только портили!

– Если понадобится помощь, я последую за вами, – сказал Гурко своему генералу. – Но у меня хорошие предчувствия. С богом, Александр Петрович, с богом!

Чего не знали пока Алабин и его помощник Дринов, так этого того, что Струков взял город Адрианополь. Его даже не защищали! Осип Гурко оказался провидцем: турки не ждали русских и гадать не могли, что те так скоро продвинутся по горной Болгарии и выйдут на земли Османской империи.

Двухтысячный гарнизон сдался на милость победителя.

Путь на Константинополь был открыт – и на тропу войны вновь вышел генерал Осип Гурко. В середине февраля он занял небольшой городок Сан-Стефано в пригородах Константинополя, и «Блистательная Порта», как называла себя Турция во всех дипломатических документах, дрогнула и запросила пощады. Но русский царь уже почувствовал запах османской крови, да и прежние унижения все еще живо терзали его сердце, и отступать он не захотел. Весь Зимний дворец дрожал от восторга. Столетиями ждали – и дождались! Да и Гурко уже намеревался в один переход достичь Царьграда. Двадцать восемь верст, да по хорошей дороге, что это такое для его гвардейской кавалерии? Пара часов!

А пушки за сутки подкатят!

И тогда к проливу Босфор вышла мощная броненосная эскадра под флагом Великобритании. Она уже давно вошла в Дарданеллы и теперь активно курсировала то в Мраморном море, то в Босфоре, то в Черном, то вновь в Мраморном, ожидая развязки событий. Англичане с таким пылом пугали все восточные берега, что на здании английского посольства в Константинополе однажды утром оказалось объявление на двух языках: английском и турецком: «Между Безикой и Константинополем утерян флот. Нашедшему будет выдано вознаграждение». Шутки шутками, но пушки у флота были настоящие, корабли лучшими в мире, и англичане оставались королями на всех водных пространствах земного шара. Эти самые лучшие моряки, выглядывая в подзорные трубы берега Константинополя, гадали, как все пойдет, потому что напор генерала Гурко и потерявшая инициативу Порта поразили англичан. Они знали одно – Россия не должна иметь выход в Средиземное море. Это было строгое, бескомпромиссное условие главных европейских держав. Их корабли на горизонте красноречиво говорили: «Вам, русские, придется остановиться в Сан-Стефано, не далее! Константинополь не для вас! Это – наша сторона! В ином случае – берегитесь!».

Когда Александру Второму, уже торжествовавшему победу, ликовавшему сердцем, по телеграфу донесли о броненосной эскадре англичан, он сразу понял, что в случае дальнейшего продвижения русских войск по южной дороге новой войны не избежать. А Россия ее никак не потянула бы! Даже экспедиционные английские и австро-венгерские корпуса при поддержке морской артиллерии, равной которой не было, оказались бы сложной преградой. Так думал он, человек просвещенный, но невоенный по своей сути. Призрак Крымской войны, так позорно проигранной на своей территории, пугал дом Романовых до смерти, ставя их перед фактом собственного бессилия и позора. К тому же революционные волнения бродили по России и в случае еще одного военного поражения могли бы вылиться в бунт любой силы.

– Телеграфируйте Гурко: дальше Сан-Стефано не идти, – сказал в тот вечер в Зимнем дворце император Александр Второй своим придворным генералам. – Не будем рисковать. А там как бог даст!..

Третье марта 1878 года для всех балканских народов стал великим днем. Ненавистные османы отступили, смирились со своим поражением. И признали народы, которые они терроризировали, мучили и насиловали столетиями, как своих рабов, свободными.

Несомненно, в этот великий день все торопились. России надо было выдавить как можно больше из мирного договора, пока у врага тряслись руки от страха, а Турции заручиться гарантиями, что русские вдруг не передумают и не двинут войска из пригородов Константинополя на саму столицу.