Вор весны

Я поднимаю глаза. Аид предлагает две верхушки для дерева, обе элегантные, неземные, до краев наполненные золотом. Невозможно выбрать.

— Что? Нет, «может, вместо этого мы повесим тебя на елку, дорогая Персефона, потому что ты и ангел, и звезда»?

— Ну, если ты настаиваешь… — он перебрасывает игрушки через плечо, превращая их в ничто, и подхватывает меня на руки. Его крылья раскрываются, и мы со снежным бризом поднимаемся вверх, а я борюсь с ним.

— Что ты делаешь? — кричу я.

— Сажаю тебя не верхушку дерева, ангел.

— Отпусти меня!

Я поддаюсь вперед и проваливаюсь на несколько футов в плотный снег внизу. Аид паникует, заваливается в мою сторону, перья хуршат по рыхлому снегу.

— Все в порядке? Прости, мне следовало спросить до…

Я смеюсь, кидая ему в лицо снежок, и придавливаю его к земле. Мы катимся по широким, рыхлым холмикам.

Псы в восторге. Даже Флаффи сегодня счастлив. Он утыкается носом в бок Аида, заставляя его сжиматься от смеха.

— О Боже, — тяну я, в восторге наклоняясь вперед. — Ты боишься щекотки.

Глаза Аида расширяются, когда я бросаюсь на него, мои пальцы порхают под его руками и вниз по бокам.

— Нет, нет, Сефи, пожалуйста… — хихикает он. Лорд Ночи хихикает

.

— Аид, Лорд Ночи, боится щекотки…

— Ты можешь ошибаться…

— Но я не ошибаюсь.

— Сефи, остановись! Стой! Пожалуйста!

— Хорошо, — говорю я медленно отступая назад. — Я буду уважать твои границы. Ну, знаешь, как это делаешь ты.

Аид надувает губы, и я задаюсь вопросом, не переборщила ли с колкостями.

— Что?

— Ну, — говорит он, — на самом деле, я не хотел, чтобы ты останавливалась.

— О, хорошо, тогда, если ты хочешь больше щекотки… — я подкрадываюсь к нему, пальцы тянутся к его животу. И тогда, в последний момент, я набираю пригоршню снега и запихиваю его ему за спину.

Аид морщится, его черты искажаются. На лице его застыла полуулыбка.

— Ах, ты, грязная, лживая смертная…

Я смеюсь и откатываюсь в сторону, прежде чем он успевает кинуть в меня снежком.

Закончив играть в снегу, мы отправляемся на кухню, чтобы согреться, попивая куриный суп из мисок и макая в него кусочки хлеба, намазанного толстым слоем масла.

— Итак, что дальше? — спрашивает Аид. — Что ты всегда хотела сделать, но никогда не делала?

— Хм… — я задумываюсь на мгновение, воспоминания проносятся по невидимым доскам Pinterest. — Я всегда хотела испечь смешное рождественское печенье.

Очередной щелчок. На поверхности появляется множество ингредиентов и большая кулинарная книга. Аид смотрит на меня с едва сдерживаемой улыбкой.

— Как только будешь готова.

Взбивая муку, сахар, масло и пряности, я замешиваю огромную порцию печенья и раскатываю тесто. Мы с Аидом лепим фигуры: деревья, звезды и снеговиков. Смазываем противни маслом и ставим их в духовку, а после он расхаживает по комнате, как недовольный кот, ожидая, когда, они, наконец, появятся.

Он пытается съесть один прямо с подноса. Я отталкиваю его руку.

— Ай!

— Это было не больно.

— Мои чувства очень деликатны, — говорит он, массируя свои пальцы.

— Они еще не готовы.

— Но они так хорошо пахнут.

— Но и выглядеть

они тоже должны хорошо.

— Красота в глазах смотрящего, Сефона.

Я сверлю его пристальным взглядом.

Он вздыхает, забираясь на столешницу и скрещивая свои длинные ноги.

— Но как пожелаешь!

— Ты сидишь в муке, знаешь это?

Наконец, к счастью, печенье готово для глазури. Мы делим порцию пополам. Я смотрю на картинку на иллюстрациях, делаю одно кривое тренировочное печенье, которое ломаю на три части для псов, и успешно справляюсь с остальными.

Аид смотрит на мое печенье.

— Черт, твои выглядят действительно хорошо, — он смотрит на собственные. — Ужасно.

— Это твоя первая попытка.

— Ужасная попытка. Нет, нет. Я этого не потерплю, — он щелкает пальцами, вызывая новую порцию простого печенья.

— Эй! Я очень усердно трудилась, выпекая их.

— Эти будут не менее вкусными.

Я хватаю одно и запихиваю в рот. На языке разлился вкус сахара и корицы.

— Черт, ненавижу, когда ты прав.

Аид ухмыляется, берет ручку для глазури и возвращается к партии. Он высовывает язык, работая и копируя мой дизайн, пока перед нами не предстает почти идеальная партия печенья. Он хлопает в ладоши, заставляя облако сахарной пудры танцевать по кухне.

— Ага! Совершенство! Можешь теперь называть меня Аидом, Лордом Глазури!

— Обязательно сделаю это, — говорю я ему с иронией, — перед как можно большей публикой.

Он улыбается, тепло и мягко, как летний тростник, и наклоняется вперед, чтобы взять одно из моих. Он откусывает кусочек, к его губам прилипают крошки. Он издает невероятно тихий стон.

— Если хочешь, можешь быть Королевой Выпечки. Высшей Королевой Выпечки. Искусительницей Кухни…

— Остановись…

— Почему? — спрашивает он, подступая ближе. — Слишком много?

Слишком близко. Слишком близко. Очень, очень слишком близко.

И недостаточно близко.

Я сглатываю, гадая, как много он может во мне почувствовать. Знает ли о моем колотящемся сердце? Я краснею? Мои зрачки расширились?