Мазен припомнил ту историю, которая передавалась в его семье. Раньше он считал, что рассказы людей о джиннах – басни, но, возможно, они были лишь одним из вариантов реальности, и тем, который со временем стал запутанным.
– Боги! Вот они будут злы, – сказала Айша. – Застрять в Песчаном море на сотни лет? Ну и кошмар!
Мазен заморгал:
– «Они»?
Кадир пожал плечами.
– Риджа – это то, чем желает быть Риджа. Мужчина, женщина, ребенок, зверь – они все это и еще много чего.
Это оказалось совершенно новым понятием личности, так что Мазен задумался, а остальные мирно молчали. Тишина сохранялась и когда они выехали из ущелий на пустынную равнину, где наконец снова появилось солнце. Мазену хотелось лечь на песок и погреться, но остальные были твердо намерены быстро добраться до цели. Ему хотелось бы разделять их рвение, но его самого впереди ждало только какое-то пока неизвестное наказание.
Он расслабился в седле и попытался запечатлеть в памяти детали этой картины: ясное бескрайнее небо, тени далеких шатров на зыбком горизонте, скрип и шелест песка под копытами коня. Он наслаждался даже весом песка, набравшегося в одежду и обувь, ведь это было свидетельством его странствий.
«Это не история, – напомнил он себе. – Это реальность, в которой я сейчас живу».
Пусть будущее и мрачно, Мазен был намерен растянуть данную ему отсрочку на максимально возможный срок. Приняв такое решение, он сосредоточился на окрестностях и том восторге, который они у него вызывают. Он наблюдал за тем, как все заливают красные и золотые тона заката, а когда небо потемнело, дивился теням, ложащимся на пустыню пятнами туши.
Они подъехали к оазису, когда в небе уже мерцали звезды. Купец и ее телохранитель опередили остальных: перебрасываясь шутками, они скакали к цели. Провожая их взглядом, Мазен вздохнул: хотелось бы ему самому вот так непринужденно болтать с Лули.
– Не надо так явно демонстрировать свою ревность, сейиди.
Айша пристроилась рядом. Сделав глоток, она передала ему бурдюк. Он стал пить просто для того, чтобы не отвечать.
Потом вытер губы ладонью и спросил:
– А что ты скажешь о новостях из Мадинны? Разве вам не полагается предотвращать появление джиннов в городе?
– Такой был план. Но что-то явно пошло не так.
Наступило недолгое молчание, а потом Мазен сказал:
– Вы с Тавилом обсуждали что-то, что мне слышать не полагалось, я знаю. Ты говорила про план…
– План был в том, чтобы провести тебя по пустыне целым и невредимым.
– Это звучало не так. Похоже было на то, что Омар ищет реликвии ифритов.
Айша вздохнула.
– И что? Сбор реликвий для него – одна из моих обязанностей.
– Но не реликвий ифритов. – Мазен нахмурился. – Ты что-то от меня скрываешь. Должна быть причина, по которой мой брат так настороженно относится к Ахмеду бин Валиду. Причина, по которой он выбирается из дворца в моем облике.
Айша тоже нахмурилась.
– Какая мне разница, что ты думаешь! Я не обязана ничего тебе говорить.
Она высокомерно посмотрела на него и отъехала подальше.
Позже, когда они уже разбили лагерь, Мазен устроился на краю оазиса под финиковой пальмой, любуясь отраженными в воде звездами. Мазен играл роль своего брата, когда оказался в подобном месте в первый раз. Сейчас он снова стал Мазеном-и-порой-Юсефом – бесхребетным принцем, который не в состоянии даже добиться откровенности от собственных подданных.
– Не спится, принц?
Из раздумий его вывела купец, которая внезапно оказалась рядом и смотрела на усыпанную звездами воду. Не глядя на него, она сказала:
– Напоминает о доме? О дворцовых прудах, созданных из крови джиннов?
– Это несправедливо, – негромко ответил он. – Я не убил ни одного джинна. Почему ты решила, что у меня убеждения, как у моего брата?
– А почему мне было не решить именно так? Вы оба – лжецы, и отец у вас общий.
От этого обвинения у него оборвалось сердце. Он надеялся, что Лули начала видеть его самого, без всяких масок. Но, наверное, как бы это ни было огорчительно, не стоило удивляться, что ее враждебное отношение к его родне отразилось и на мнении о нем самом.
Однако Лули удивила его, добавив:
– По крайней мере, так я сказала бы до того, как услышала тебя на базаре. – Она наконец посмотрела на него. – Мои родители говаривали, что история может открыть сердце рассказывающего. Я вижу в тебе эту истину. Когда ты делился историей своей матери, я услышала ее оптимизм, отразившийся в твоих словах. Ты не похож на Омара.
Мазен судорожно сглотнул. Почему у него сердце готово выскочить из груди?
– Надеюсь, что нет. – Его взгляд снова устремился к воде. – В любом случае Хаким мне ближе Омара, а с ним у нас вообще нет общей крови.
– И вы двое всегда были близки?
– Всегда. С тех самых пор, как он появился во дворце.
Мазен вздохнул и поник. Он уже давно не вспоминал те времена, когда проводил время со всей семьей. Вспомнились совместные трапезы в дворцовом саду, ежевечерние рассказы матери. То, как улыбался отец – с открытой радостью в глазах. Как Хаким бродил по саду, с блестящими глазами и свободный, показывая разные цветы и описывая их Мазену.