Только когда пустыня полностью затихла, Мазен понял, насколько в ней было шумно. Ему было не по себе, когда они в прошлый раз огибали это зловещее затишье, но на этот раз тишина была хуже, намного хуже. Исчезли шепот песка и вздохи ветерка. Он никогда не обращал внимания на звук от конских копыт, но теперь невольно думал о том, насколько громким получается каждый шаг.
Езда по пустыне и так была делом утомительным, однако, когда она к тому же требовала заглушить все звуки, усталость оказывалась вдвое сильнее. Внезапно ему стало казаться, будто любое движение опасно: шорох вещей при изменении положения в седле, звяканье стремян, когда нужно было повернуть коня, и даже шелест песка, собиравшегося на одежде и ссыпающегося с нее ручейками.
Мазен потер руки, пытаясь их согреть и стараясь не думать о том, насколько у него пересохло в горле и как ему страшно тянуться за бурдюком с водой, оказавшимся глубоко в переметной суме. Похоже, остальные пребывали в таком же состоянии неуверенности. Они не скрывали своего уныния: оно отражалось на их лицах хмурыми складками, ложилось на плечи невидимой тяжестью, заставляющей сутулиться. Айша словно превратилась в статую – взгляд устремлен вперед, пальцы неподвижно застыли на поводьях, так, что казалось, будто она вообще за них не держится.
Шли часы. Мазен все тревожился и наблюдал. В основном – за купцом, которая следила за ним все то время, что не смотрела на компас. От этого ему было страшно неловко. С каждым взглядом, брошенным в его сторону, Мазен сильнее убеждался в том, что она каким-то образом проникла сквозь его маскировку. В какой-то момент смесь паранойи и усталости стала настолько вязкой, что у него в глазах встал туман и купец предстала слегка враждебным пятном на фоне холмов из красно-золотого песка. Смутившись, он отвел взгляд.
Мазен чрезмерно задумывался над каждым движением, взглядом и шумом, а потом звуки чудесным образом вернулись в мир. Солнце уже опустилось за горизонт, а тени превратили рябь на песке в причудливые волны. Далекий крик ястреба нарушил тишину. Ветер со свистом пронесся мимо них, бросив песок им в лицо. Кадир медленно выдохнул.
Айша простонала:
– Опасность миновала.
Голос у нее охрип от долгого молчания.
Мазен встрепенулся и тут же полез в суму за бурдюком. Вода была безвкусной, и все же ему показалось, что он в жизни не пил ничего слаще. Он не без труда заставил себя делать небольшие глотки, а потом и вовсе отдать бурдюк Айше.
Лули настороженно оглянулась.
– Как вы думаете, это те же гули, от которых мы ушли раньше?
Кадир нахмурился.
– Очень может быть. Хотя их упорство… Нетипично.
Купец застонала:
– Неужели просить хоть об одном дне спокойного пути – это слишком? – Она согнула пальцы, обратив ладонь к Кадиру. Тот вручил ей их бурдюк. Мазен не заметил, что уставился на нее, пока она не опустила бурдюк и, нахмурившись, не спросила: – У меня что-то на лице?
Его мысли так смешались и разбежались, что он не нашелся с ответом. Он просто был ужасно рад, что ее облик снова стал четким.
К счастью, Айша заполнила неловкую паузу:
– Хорошо, что гули такие медлительные, – заметила она. – Иначе, судя по тишине, нам пришлось бы разбираться с целой армией.
Мазен принял это к сведению. Он уже понял, что гули приглушают звуки там, где бродят, однако полезно было узнать, что размер отряда можно определить по тому, какую именно тишину они вызывают. Полезно… И очень тревожно.
Лули нахмурилась.
– Наверное, чуют смерти на вас двоих.
Айша фыркнула:
– Не прикидывайся такой добродетельной, продавец реликвий. Если они идут за кем-то, то за тобой. У тебя мешок реликвий. Ты, по сути, ходячая приманка для гулей.
Эти слова послужили напоминанием: Мазену вспомнилась история, которую мать рассказала ему про гулей. Он и сейчас мог воспроизвести ее начало…
– «В пустыне существует отряд немертвых джиннов, которые одной ногой стоят в смерти, а другой – в жизни. Хотя они слабы, чувства у них обострены. Почти слепые, они могут учуять магию за много-много миль…»
Повествование прервалось: он пытался вспомнить продолжение.
– Сейиди! – прошипела Айша.
Мазен поднял голову и увидел, что купец внимательно на него смотрит. Вид у нее был озадаченный.
– О! – До него дошло, что он произнес это вслух. – Простите, я… вспоминал предание.
Купец смотрела на него пристально, чуть прищуриваясь, словно пыталась заглянуть вглубь. У Мазена оборвалось сердце. Нет: она смотрела как будто сквозь него…
Краем глаза он уловил вспышку.
Ветер свистнул ему в ухо. Что-то со стуком впилось в песок.
Мазен проследил за изумленными взглядами спутников – и увидел торчащее из песка древко стрелы. Он прижал ладонь к щеке, но там не оказалось ни пореза, ни крови. Просто фантомная боль, вызванная приливом страха.
А потом – хаос.
Еще одна стрела пролетела мимо них. Одна, две – дождь стрел, вылетающих из пелены пыли. Одна просвистела мимо плеча купца. Еще одна оцарапала коня Мазена. Животное вскинулось с испуганным ржанием, и Мазен охнул, сжимая его бока пятками. Остаться в седле принцу удалось только благодаря тому, что он крепко вцепился в поводья.