Воронеж – река глубокая

— Тихарь! — возмутился старшина Брагин.— Тем­нил... «Не знаю... Есть ли дети, нет ли». Чего темнил? Может, она еще бабку с дедом привезла? Говори сразу! Всю деревню с собой захватила? Коровку в подоле принесла, курей, свинку? Рота! Чего расселись? Готовь­тесь к строевой подготовке! Я, что ли, один за всех на занятия пойду? Для меня, что ли, одного приказы пи­шутся? Через десять минут построение.

В армии существует байка о том, как генерал приказал построить полк в десять часов. Командир полка на всякий случай приказал выстроить на плацу полк в девять тридцать. Командиры батальонов, чтоб не опростоволоситься, отдали приказы построить солдат и девять. Ротные решили вывести роты в восемь три­дцать — соответственно, командиры взводов упредили начальство еще на полчаса, а старшины вывели из казарм в шесть.

— И никаких разговоров!

Брагин построил нас на строевую подготовку. Про­шло полчаса. Прохладного не было. Дело нашлось: проверяли, у кого как начищена обувь. Шуленину вле­тело по первое число — на его бутсах засохли комки глины: видно, не успел очистить ее, придя с караула. Потом проверяли воротнички... Потом еще что-то...

Прохладный появился, как всегда, неожиданно и с тыла.

— Смирно!

— Вольно! Рядовой Шуленин, выйти из строя!

Прохладный не желал смотреть в сторону Шулени­на. Прохладный был в плохом настроении.

— Иди к комиссару,— сказал Прохладный.— Сено- солома! Развели детский сад, комнату матери и ребенка. Он тебе объяснит, что делать. Стой! Как хочешь, чтоб писку не было слышно. У меня не родильный дом, здесь армия, фронтовая часть. И чтоб баба не шлялась где попало. В общем, иди! Брюхо только подтяни, вояка липовый!

Начались занятия по строевой подготовке. Ротный прочитал легкую нотацию о том, что кадровых военных видно и в штатской одежде, что строевая выправка — залог дисциплины, после чего мы разделились на группы по три-четыре человека, ходили друг около друга и лихо печатали строевой шаг, приветствуя друг друга, как высшее начальство.

Прохладный тосковал. Он сидел в сторонке на поваленной полусгнившей осинке, чертил на земле пру­тиком замысловатые геометрические фигуры и часто сплевывал.

После обеда ушли бойцы, заступающие в наряд. Осталось меньше взвода. Нам предстояло особое зада­ние — строить проволочные заграждения в три кола. Мы с Рогдаем таскали колья. Кол от кола в семи метрах. Колья забивались в землю деревянной кувалдой, моток колючей проволоки разматывали и прикрепляли к коль­ям. Аэродром одевался заграждениями. Как вскоре выяснилось, не зря. Мы преодолели бугор, долго чавка­ли в болотце, потому что пришлось заготовлять осо­бенно длинные колья, чтоб поглубже загнать их в трясу­чую землю.

Люди работали вяло. Работа не ладилась. Мы потихоньку ссорились между собой. Командовал Бра­гин. Его почему-то не хотели слушаться, пререкались, даже грубили в открытую. Плохо дело! Толик отвечал тем же... Он умел.

Объявили перекур. Перекур затянулся. Лишь Рог­дай продолжал растаскивать колья: он отличался осо­бым пристрастием к службе.

Неожиданно прибежал дежурный по роте.

— Братва! — закричал шагов за сорок дежур­ный.— Братва! Брат-ва-а!

— С кола, что ли, сорвался? — сказал кто-то, лежа на земле.

— Похоже.

— Братва!

— Чего, родимый? Отдышись, сердечный, загонишь себя, раньше времени похоронную жене пошлют.

— Что расскажу!..

— Давай рассказывай!

— Смех!

— И с этим ты спешил к нам? — спросил Толик.

— Подождите, не перебивайте. Ой! — Дневальный опустился на землю, взял у товарища из рук цигарку.

затянулся до кишок и продолжал: — Кончай работу!

— Пожалуйста!

— Кто приказал?

- Смех!

— Эту важную новость мы уже слышали. Может, еще что-нибудь знаешь?

— Пришла... Честное слово!

- Ну и какая?

— Обыкновенная... Во и во! — Дневальный развел два раза руки в стороны.— Но приятная. С ребятенком. Первым делом — бух в ноги политруку.

Не врешь?

— Не перебивай. Оказывается, она привезла ребя­тенка, чтобы отцу показать, Шуленину, значит... Жили они долго, лет пятнадцать, детей не было; приехал он в отпуск, думали — ничего, а она родила.

— Это нас всех ожидает... Кто вернется домой, конечно, живым.

— Я и говорю... Родила. Подумала: всякое может случиться, отец может и не вернуться, она сына в охапку, на поезд — с ребятенком, каке пропуском, по всем путям ей «зеленый свет». Привезла показать отцу. Как думае­те, братва, молодец аль дура?

- Стоящая жинка! Но если бы моя каждый раз ко мне детей возила, я бы без порток ходил.

- Не о тебе речь!

— Привезла. Шуленина не узнать. Важный стал, как полковник. Приперла с собой два мешка жратвы. Значит, бух в ноги политруку, говорит: «Товарищ командир, я была комсомолкой, я — ворошиловский стрелок, я туда, я сюда, привезла сына к отцу, будьте крестным отцом».