Воронеж – река глубокая

Матрос уныло прощался. Пожал руку, похлопал по мечу — настроение у него было отчаянное: его задер­жали при бегстве в сторону фронта. Начальство решало, как расценить подобный поступок — как дезертирство или как самовольную отлучку, так что моряка Черно­морского флота, случайно попавшего в летную часть, могли ожидать большие неприятности, хотя могла вы­пасть и большая радость — перевод в другую часть, на флот.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Откровенно говоря, то, что меня неожиданно вызво­лили с гауптвахты, вернули ремень, пригласили в маши­ну, повезли в неизвестном направлении, вначале обра­довало, потом удивило, затем насторожило. К чему бы? Может, перепутали с кем-нибудь?

«Если Прохладный дал четверо суток,— размышлял я. подпрыгивая на сиденье рядом с шофером, когда машину подбрасывало на ухабе,— ты обязан отсидеть их тютелька в тютельку, и никто не имеет права отме­нять решение ротного.— Потом спохватился: — Опять ЧП. Опять я буду виноват».

Я попытался выпрыгнуть на повороте из маши­ны. Меня схватили за шиворот, усадили и предупре­дили:

— Не трепыхайся!

— Младший лейтенант узнает,— пригрозил я,— и вам попадет. Отпустите! Я арестованный.

— Помолчи!

— Младший лейтенант шуток не любит. Он строгий.

— Мы еще строже.

Что ж... Я замолчал. Я предупредил, теперь моя хата с краю.

Машина остановилась около командирской столо­вой. Пригласили в столовую. Накормили. До отвала. Чудеса! Угостили кулешом, тушеным картофелем с мя­сом и компотом. Хлеба сколько хочешь. Я два куска незаметно сунул в карман на черный день.

Меня явно с кем-то путали. Но, что бы ни случилось, обед навечно утонул в моем желудке.

После обеда повели через леспромхоз, за бугор, за узел связи к лесу. Здесь находилось несколько блинда­жей. Когда я был рассыльным, дежурный по штабу предупредил:

— У леса без толку не болтайся. Там разведслаМ и еще особый отдел. Там не любят посторонних, i

Оказывается, любят, раз сюда привели.

Спустились в блиндаж.

Два сержанта чертили на столах схемы. Я уселсяИ табурете. Горели электрические лампочки. Видно, с аэродрома сюда провели электричество. Богато! На стенах висели занавешенные тряпочками карты. У две­ри, прислонившись плечом к косяку, замер часовой с новеньким ПГ1Ш.

«Кто охраняет разведотдел? — размышлял я,— У штаба своя рота охраны. Бойцов из нее я знаю Не всех, конечно, по имени, а в лицо всех. Этот парень незнакомый. Выходит, специальная охрана.— И тут я еще подумал: — Наверное, меня привели к особистам. А за что? Неужели дознались, что не вставил мундштук! Полундре в зубы, когда старшина поехал на ней и пото­пил по дороге?»

Стремительно вошел капитан. Я его сразу узнал. Он летом вез меня и Рогдая с Придачи. Давным-давно, сто лет назад... Вез в заштопанном броневичке, который тогда казался чудом современной военной техники. По­том ловили немецкого летчика. Встретили тетю Клару. Капитан сосватал ее переводчицей...

— Здравия желаю! — вскочил я с табуретки: все- таки приятно встретить знакомого человека в незнако­мой обстановке.

— Добрый день! — ответил задушевно капитан — Как жизнь? Изменился... Вырос, шире в плечах стал. Молодец!

— Рад стараться!

Я решил стать образцовым бойцом. «Васин, ты не того... Васин, ты не сего...» Надоело! Стану образцовым бойцом, таким, каких рисуют на плакатах,— бравым, румяным и подтянутым.

Вошли еще несколько человек. В маскхалатах. Пехо­тинцы. Чувствовалось, что с передовой. Что делала пехота в штабе авиационной дивизии?

— Знакомьтесь! — сказал капитан,— Альберт Ва­син. Старый знакомый. Про него шел разговор.

Разведчики оглядели меня, как барышники конягу

— Как по батюшке? — спросили.

— Терентьевич.

— Значит, Альберт Терентьевич?

— Так точно!

—Присаживайтесь,— предложил капитан.— Алик... виноват, Альберт Терентьевич, бери табурет, пододвигайся к столу, будет разговор.

«Что это они? — подумал я.— Зачем по имени и от­честву называют? Вроде на полном серьезе говорят. Чудеса!»

— Дайте карту!

Появилась карта. Ее развернули на столе. Капитан спросил у пехотинцев о каких-то хозяйствах. Стар­ший очертил толстым ногтем на карте границы участка.

Напрасно Рогдай утверждал, что у меня нет наблю­дательности и поэтому из меня никогда не получится разведчик. Я умел замечать разное... Соображал кой- что. Я украдкой успел прочитать название реки — Воро­неж.

Река Воронеж... Сколько раз я переплывал ее! Когда на реке шел катер, мы бросались в воду, плыли напере­рез катеру, чтобы успеть удариться о волну. Ходили купаться всем двором. Купались дотемна. Играли в «ру­ли». гоняли мяч по заливному лугу... Конечно, на карте река Воронеж. Справа — Чернавский мост, слева — дамба. Ее взорвали, да и Чернавский вряд ли уцелел подняли его в воздух саперы.

— Разговор ответственный,— предупредил капитан и поскреб затылок,— Альберт Терентьевич, товарищи хотели бы знать: часто ты ходил сюда? Подойди, по­смотри, посмотри. Здесь бывал, небось? Соображаешь, какое место показываю?

— Так точно!

— Слушай,— поморщился капитан. Говори чело­веческим языком.

— Слушаюсь!