Восхождение: Проза

«Давно слежу за этим талантливым автором, из-под пера которого вышел целый ряд произведений — и повестей, и рассказов, — волновавших нас, читателей, содержавшимся в них светлым оптимизмом, несокрушимой верой в торжество нравственных идеалов. Все эти произведения отличались ясностью и твердостью авторской позиции. Тем печальнее мне было познакомиться с последней, только что опубликованной работой прозаика».

Эдуард Матвеевич отрывает глаза от страниц, смотрит, что поделывает Лушков, и читает дальше:

«Приглядимся, каких именно «героев» предлагает писатель нашему вниманию на этот раз. Сергей Ушикин — молодой конструктор крупного завода, подающий руководству определенные надежды, способный парень. Казалось бы, кому, как не ему, активно включиться в борьбу за новое, передовое; способствовать утверждению прогрессивных методов хозяйствования? Поначалу вроде бы так оно и происходит. Но вот встречаются молодому конструктору первые трудности — модернизированная деталь, которую он предлагает, не выгодна заводу. Заменять ею старую, более дорогую и потому выгодную для производства деталь начальник цеха отказывается. Не может доказать Ушикин своей правоты ни директору, ни работникам министерства, предлагающим подождать введения в жизнь разрабатываемых мероприятий по переводу завода на новую систему показателей. И как же ведет себя в такой ситуации «герой» повести? Сначала он просто удивлен, потом пытается писать жалобы. Но вот проходят два года…»

В комнату так никто и не заходит. Лушков сидит за столом и что-то пишет. Время от времени отрывает глаза от бумаг, подолгу смотрит в окно. И тогда Эдуард Матвеевич собирает страницы письма с колен и кладет их перед собой.

«…Проходят два года, — перечитывает Эдуард Матвеевич. — Сдвинулось ли что-либо с места на заводе, где работает Сергей Ушикин? Ничуть! В цехе выпускают все ту же невыгодную государству деталь. А что же сам Ушикин? Как продолжает он свою борьбу? И вот здесь хочется высказать самые серьезные претензии автору повести. Изменяя своей принципиальной позиции, прозаик рисует нам повзрослевшего Сергея Ушикина уже косным, ленивым умом и сердцем, черствым человеком, говорящим о себе, что с него «неприятностей и ссор с начальством довольно», человеком, живущим по принципу «моя хата с краю».

Дверь в комнату резко открывается. Эдуард Матвеевич быстро убирает разложенные на столе листы, хватает журнал, наклоняется, хочет засунуть его в портфель. Журнал во что-то упирается, не лезет, и его приходится затолкнуть силой, измяв первые страницы.

На вошедших Эдуард Матвеевич смотрит раздосадованно. И Женька Грилин, и Бердников — оба ребята шумливые. Начнут сейчас ходить по комнате и так раскричатся, хоть уши затыкай.

— …Поэтому и не надо будет столько расчетов делать, — говорит Грилин, возвращаясь к двери, которую не прикрыл, и хлопает ею чуть ли не со всей силы. — Конечно, если бы с самого начала по этой методике делали, было бы проще…

— Да ты что! — Бердников машет рукой. — Это все просто так, пока не вникли… А свяжись — там сразу столько вопросов.