Вскоре после начала войны я вместе со школьниками уехал в колхоз. Мальчики занимались сенокосом, а девочки пололи овощные поля. Кормили нас хорошо, а в местной лавке было только два вида товара: хлеб и горбуша холодного копчения. Вернувшись с сенокоса, я узнал, что папу переводят в Москву. Оставлять нас на Дальнем Востоке он не хотел и решил отправить нас в Сибирь к тете Зине, которая жила в Сталинске и имела собственный дом.
Обстоятельства перевода папы в Москву я подробно узнал только в 1967 году из рассказа Ивана Семеновича Трояна, когда гостил у него в Киеве.
Вот, что он мне рассказал.
Рычагов назначил Трояна начальником управления эксплуатации и ремонта ВВС. Фактически это должность главного инженера ВВС, только она тогда так не называлась.
Незадолго до начала войны в Воронеже произошла авиакатастрофа, о которой было доложено Сталину. Тот принял ее близко к сердцу и приказал расследовать. В Воронеж полетела комиссия во главе с Трояном, но и этот самолет, не долетев до Воронежа, тоже разбился. В существовавшей тогда атмосфере такое совпадение несчастных случаев наводило на нехорошие мысли о кознях врагов. Сталин потребовал к себе Рычагова. Того на месте не оказалось, а Сталин этого не любил. Рычагова разыскали в Большом театре и, хотя он там изрядно приложился к коньячку, взяли под белы руки и привели к «хозяину». Сталин спросил, что нового слышно о воронежской катастрофе. Рычагов доложил, что туда вылетел Троян, который во всем досконально разберется. Сталин сказал, что Троян погиб в новой катастрофе. У Рычагова отвалилась челюсть и он что-то пролепетал про то, что летчикам приходится летать на гробах. Сталин ответил, что, по его мнению, Рычагов еще не созрел для такого высокого поста, и ему не мешает подучиться. Рычагов тут же был определен в слушатели академии генштаба. На место Рычагова был определен Жигарев из Хабаровска. Троян же, попавший в авиакатастрофу, остался жив, хотя и переломал себе много костей. Его положили в госпиталь, а вскоре началась война.
Рычагов так и не успел приступить к занятиям, потому что в академии шла летняя экзаменационная сессия. Он со своей женой Нестеренко поехал отдыхать в Сочи. Там его и застало начало войны. Получив это известие, Рычагов срочно выехал в Москву на поезде. Где-то около Тулы к ним в купе вошли энкаведешники. Они уточнили, Рычагов ли находится перед ними. Убедившись в том, что ошибка исключена, они велели Рычагову следовать за ними. Мария Нестеренко выхватила пистолет и сказала, что не отдаст им мужа. Ей спокойно ответили, что лично ее никто не собирался арестовывать, но теперь после такого ее поступка избежать ареста ей не удастся. Говорили, что Рычагову дали 5 лет за неготовность авиации к боевым действиям. Жигарев слишком мало находился у руля, чтобы отвечать за всю эту обстановку благодушия и шапкозакидательства. Сейчас стало известно, что Рычагов был расстрелян вместе со Смушкевичем, Локтионовым, Штерном и другими генералами, явившимися козлами отпущения за поражения в приграничных боях и в октябре 1941 года при эвакуации Москвы.
Некоторое время за Трояном, лежащим в госпитале, оставалась его должность, но это было слишком важное дело, чтобы во время войны оно могло оставаться без головы. Жигарев всего год работал вместе с папой, но решил, что из всех инженеров папа более всего подготовлен для этой работы.
Оставив нас в Сибири, папа на самолете полетел в Москву. У меня сохранился карманный атлас, в котором папа с присущей ему пунктуальностью отмечал время прохождения тех или иных пунктов своего пути. Наступила долгая разлука. Это время для меня осталось в значительной степени белым пятном, поскольку папа о служебных делах дома не говорил никогда, а на воспоминания был крайне скуп. Письма, а точнее открытки, мы от папы получали очень редко. В них не сообщалось ничего личного, содержались довольно стандартные фразы о том, что врага мы обязательно разобьем, но надо набраться терпения. Полевые почты менялись, но по ним было неясно, где в данный момент находится папа.
О службе его в Москве знаю, что он был моложе своих подчиненных и имел меньшее звание. Там служили люди в возрасте и со многими ромбами в петлицах. Ночевал папа в основном на службе, лишь иногда заходя в комнату, которую он снимал у старушки. С этой старушкой в его жизни был связан один эпизод. Однажды уже в Ташкенте мы пошли с ним в баню. Когда папа раздевался, он обнаружил, что у него оторвалась подкладка у шинели. В прорехе что-то белело. Он засунул туда руку и вытащил бумажку с каким-то текстом. Папа прочел текст вслух. Оказалось, ему симпатизировала и, видимо, тайно зашила ему в шинель эту молитву. Потом на фронте эта молитва не раз спасала ему жизнь.