В октябре я пошел учиться в 9 класс. В школе было много детей эвакуированных из Москвы и с Украины. Они были легко одеты, и зимой их можно было сразу отличить по помороженным ушам. Самым сильным впечатлением от школы стали уроки военного дела. Военрук, ефрейтор, только что выписавшийся из госпиталя после ранения, гонял нас не хуже, чем настоящих солдат. В любую погоду все занятия были на улице. Казалось бы, устройство винтовки лучше изучать в классе, но он нас закалял на сорокаградусном морозе. Мы проползали по-пластунски не меньше километра, бегали, метали гранаты, а зимой больше ходили на лыжах. Мы совершали ночные марш-броски на 30 километров, съезжали с высокой горы. На трассе спуска было несколько трамплинов, после которых я всегда оказывался на земле, а местные ребята их даже не замечали. Половина уроков физики посвящалась изучению трактора и сельхозмашин, поскольку учеников готовили к летним сельхозработам. По воскресеньям мальчики копали котлованы для строящихся заводов ферросплавов и алюминиевого. Все это нами воспринималось как должное. Удручало только положение на фронтах. Особенно тревожно было, когда немцы подошли к Москве.
Информация была очень скудной. Туманные сводки совинформбюро, да еще более туманные очерки Ильи Эренбурга, плюс к этому полные ужаса рассказы эвакуированных с Украины – вот и вся информация.
Где-то в феврале 1942 года стало совсем туго с продуктами. Кончилось все, что мы привезли с собой с Дальнего Востока, картошка тоже подходила к концу, несмотря на экономное ее расходование.
В это время к нам заявился лейтенант в летных унтах и велел нам собираться в дорогу. От него мы узнали, что папа где-то под Воронежем, и по его просьбе нам дают комнату в Толмачево на станции Обь около Новосибирска. Мы поблагодарили тетю Зину и тетю Лелю за гостеприимство и уехали с лейтенантом, которого звали Жора Кирьяновский, к новому месту жительства.
В Толмачево нас поселили во вполне городской комнате с центральным отоплением. Кушать кроме хлеба (400 граммов на человека) было совершенно нечего. Зато каким вкусным казался хлеб! На третий день после приезда в Толмачево я сказал маме, что в школу больше не пойду, а пойду работать в авиамастерские. Мама обрадовалась. Теперь у нее оставалась только забота накормить Алика, а меня худо-бедно прокормят в столовой.
В авиамастерские меня приняли учеником токаря. Дня три я простоял около станка, на котором работал парень старше меня года на два. На четвертый день ко мне подошел мастер дядя Миша и сказал, что хватит мне учиться, пора и деньги зарабатывать. Он дал мне наряд на изготовление ушковых болтов. Так я начал зарабатывать деньги. Сначала я точил мелкие детали, работая на станке «удмурт», потом перешел на огромный станок без какой-либо марки. Подозреваю, что первоначально предназначался для обточки паровозных колес. На этом станке я делал матрицы и пуансоны для штампов, шлифовал шатуны. Все габаритные работы цеха делались на моем станке. Я ходил в библиотеку дома офицеров и прочитал там все, что было по токарному делу. Оттуда я узнал, как точить шар и другие замысловатые детали. Работали мы по 12 часов в сутки, но иногда нас задерживали на неделю. Это случалось тогда, когда военная обстановка диктовала свои условия. Например, мастерским давали неделю на установку бомбосбрасывателей на 75-и ночных бомбардировщиках ПО-2. Мы трудились по 20 часов в день, еду подносили к станку. Мы ели, не останавливая станка, и после изготовления каждой детали оглядывались на часы – проверяли, уложились ли в норматив. Спали по 4 часа в сутки в красном уголке цеха.
Проблемным вопросом было восстановление цилиндров авиамоторов. У нас шлифовался один цилиндр в смену, и то, если он был не очень изношен. Дядя Миша изобрел новый способ шлифовки, и я на своем большом станке выточил все необходимые приспособления. После этого меня перевели на шлифовку цилиндров. Новым способом получалось 2-3 штуки в смену. Я стал зарабатывать реальные деньги – больше 1000 рублей в месяц, которых, впрочем, хватало только на молоко.
Выходных дней у нас не было, но была пересменка, когда мы еженедельно переходили с дневной смены на ночную или наоборот. Во время этой пересменки получался перерыв в 36 часов. Я их дважды использовал, чтобы съездить в Новосибирский военкомат и попросить направить меня служить во флот. К этому времени у меня появилось твердое намерение посвятить себя морской службе.
В военкомате мне объясняли, что могут меня направить в артиллерийское училище и больше никуда. С образованием в 9 классов они призывников посылают только в училища, поскольку иначе разнарядку на курсантов выполнить не могут. Для Военно-морского училища я должен иметь образование в десять классов, а для артиллерийского хватит и того, что у меня уже есть. «Если хочешь быть моряком, заканчивай десятый класс»,– сказали мне. В октябре я пошел учиться в 10-ый класс, чтобы потом попасть в моряки.