Воспоминания о моем отце

За лето 1942 года мы подтянули свое продовольственное положение. Нам выделили участок земли у самой великой Сибирской железнодорожной магистрали. Пока мы там копались, видели, как нескончаемым потоком шли на запад воинские эшелоны, с запада же тянулись санитарные поезда и составы, укомплектованные сгоревшими и искореженными от бомбежек вагонами. Эти составы шли в Барнаул на вагоноремонтный завод. Земля была целинной, и из посаженных верхушек вырос хороший урожай картофеля. В гарнизоне семьям фронтовиков однажды продали капусту, и мама насолила целую бочку.

Однажды меня пригласил к себе в гости Жора Кирьяновский. У него что-то случилось на службе, и его перевели, как он выразился, в сталинскую дивизию. На нем были зеленые полевые петлицы. На следующий день он должен был уезжать на фронт со своей танковой дивизией. Он пригласил меня попрощаться и перед расставанием сделал мне два подарка: карту двухверстку района между Волгой и Днепром, где в то время как раз шли бои и банку литра на два с рыбьим жиром.

После этого, приходя с работы, я ел жареную на рыбьем жире картошку с кислой капустой. Жить было можно.

Немного расскажу о Жоре.

Это был человек могучего телосложения с густым чуть хрипловатым басом и довольно приличным по размеру носом. О его силе в мастерских ходили легенды. Когда в Киеве мастерские грузились в эшелоны, Жора руками загружал в вагон бочки с топливом. Я сам видел, как он прогнал мальчишек-рабочих, пытавшихся закатить вверх по доскам в кузов грузовика авиамотор. Парней он прогнал и загрузил авиамотор в грузовик руками. В другой раз я наблюдал такую сцену: во дворе мастерских человек 30, взявшись за длинный амортизатор, пытались завести мотор на отремонтированных аэросанях. Они маялись полчаса, но все было безуспешно. Пришел Жора, что-то промычал басом, крутанул пропеллер рукой, и мотор заработал как часы.

У Жоры была пестрая биография. До армии он был сталеваром на донбасском мартене, потом стал авиатехником, служил в Эстонии. Однажды он лежал под самолетом и подвешивал бомбу весом в сто килограмм. Бомба сорвалась и упала ему на лицо. Жора был так крепко сшит, что отделался одним выбитым зубом. У него была жена и некая вилла в поселке Кагановичи Житомирской области. Жена осталась в оккупации стеречь эту виллу. Суждения о жизни и происходящем вокруг у него были неординарны и мудры. Не знаю, остался ли этот настоящий мужчина жив на этой войне. У меня все время было ощущение, что он уезжал на фронт с какой-то штрафной частью.

Стационарные мастерские 125 (САМ), в которых я работал, принадлежали запасной авиабригаде. В эту бригаду поступали самолеты ЯК-I с новосибирского завода им.Чкалова, а летчики – из училищ и госпиталей. Из них формировались полки, которые по очереди поддерживали боеготовность одного истребительного полка восьмой воздушной армии Сталинградского фронта. Прибывшая на фронт материальная часть и летный состав уничтожались асами из немецкой группы Рихтгофена за неделю. На смену им шел следующий полк, подготовленный у нас в Толмачево. По одному этому факту можно себе живо представить, что творилось под Сталинградом.

К нам в Толмачеве приезжали за пополнением летчики из этого полка. Двое из них заходили к нам и приносили от папы посылки: муку и немного денег. Но главным были письма, не прошедшие цензуры. Так мы узнали, что папа в Сталинграде. Летчики много рассказывали о той мясорубке, которая там была. Особенно интересно было слушать от отчаянной борьбе за господство в воздухе, которое оставалось за немцами.

В бригаде одним из полков командовал Николай Иванович Ольховский. В Ворошилове он служил инструктором высшего пилотажа ВВС армии. Мы там были хорошо знакомы и дружили семьями. Мама поддерживала приятельские отношения с Марией Федоровной (Мурой) Ольховской, а Алик дружил с их сыном Севочкой. Впоследствии, уже на фронте, Николай Иванович был командиром Эскадрильи истребителей ЛА-5, лично сбил около 20-ти самолетов и стал Героем Советского Союза. В его эскадрилье служил Иван Никитич Кожедуб, а Николай Иванович был его воспитателем.