Воспоминания о моем отце

Настоящее знакомство с городом состоялось лишь во время патрулирования. В патруль я ходил раз двадцать. Нам выдавалась винтовка с патронами и красная нарукавная повязка. Патрули были одиночными. Мы ходили в отведенных секторах и проверяли документы у всех военнослужащих, в том числе у офицеров, а также у гражданских лиц призывного возраста. Подозрительных задерживали, нарушителей дисциплины записывали.

Вот тут я и увидел бакинцев в их естественной обстановке. Народ жизнерадостный, темпераментный и очень торговый. Всюду возникали «черные рынки», на которых торговали всем подряд, начиная от собственных последних штанов и кончая чачей – виноградной водкой. Старики и старухи сидели на тротуарах и торговали всякой дрянью. Пяти-шестилетние ребята на улице играли в классики, а на шеях у них висели лотки с восточными сладостями. Попрыгав, они вспоминали о деле и кричали: « Половина щиколад, половина мармелад, кому надо уманад?»

Описание города было бы неполным, если бы я не упомянул о постоянном стойком запахе керосина, который ощущался в любой части города. Море было загрязнено керосиновой пленкой и плавающими «ляпами» нефти. На плавание мы всегда ходили с керосином и ветошью, с помощью которых мы смывали эти «ляпы» с головы и рук.

Военный контингент в Баку больше всего был представлен войсками НКВД, затем следовала противовоздушная оборона и военные училища, в том числе четыре Военно-Морских.

Противовоздушная оборона была укомплектована девушками-зенитчицами, которых называли эрзачками (от немецкого слова «эрзац» – заменитель). Они тоже ходили на строевые прогулки. Их необычайно длинные колонны шли всегда в ногу легким шагом, как на танцах, ряды были ровными, а пели они лучше нас. Чаще всего они пели: «Ты мне изменила, другого полюбила. Зачем же ты мне шарики крутила, да-да?»

Надо сказать, что нас тогда не очень удивлял факт службы в армии такого количества девушек, и их маршировки с песнями мы считали в порядке вещей. Но сейчас, когда я вспоминаю эти длинные колонны в зеленой форме, мне становится не по себе. До чего же мы тогда дожили, что даже девушки были поставлены в строй, лишены индивидуальности, свободы и любви.

Один раз нас подняли по боевой тревоге, и мы заняли оборону в Черном Городе. Это продолжалось около суток. Фронт уже далеко отодвинулся от Кавказа, и мы недоумевали, отчего это у наших офицеров такие встревоженные лица. Потом выяснилось, что в этот день через Баку проезжал Сталин на Тегеранскую конференцию.

Кстати о конференции. О ней впоследствии ходило много легенд.

Сюжетом для детективных романов и фильмов послужил слух о том, что немецкая агентура готовила покушение на глав правительств трех великих держав, а наши контрразведчики это дело вовремя раскрыли и предотвратили трагедию.

По этому поводу позже родился то ли анекдот, то ли байка, то ли слух – нечто не лишенное жизненной основы. Якобы Рузвельт на заседании тройки передал Черчиллю записку. Черчилль усмехнулся, спрятал записку в карман и передал Рузвельту ответное послание. Рузвельт прочитал его, тоже усмехнулся, разорвал записку на мелкие клочки и бросил их в пепельницу. Заседание проходило в нашей резиденции, и по его окончании наши бдительные ребята собрали клочки записки, склеили их и обнаружили такой текст: «Старый орел не вылетает из гнезда». Все сразу решили, что «орел» – это иносказательно Сталин. «Не вылетает из гнезда» – значит, не покидает резиденцию. Отсюда был сделан вывод о готовящемся покушении. Прошло много лет. Умерли Сталин и Рузвельт. Черчилль доживал свой век на пенсии. И тут к нему обратились с просьбой освежить в памяти этот эпизод с записками. Особенно интриговала первая записка, текст которой остался неизвестным. Черчилль погрузился в воспоминания и вдруг расхохотался. Он вспомнил, что Рузвельт в своей записке подсказал ему, что у него расстегнута ширинка.

Еще одна легенда гласит, что Сталин хотел сделать Рузвельту хороший подарок, и велел выведать, какое у него хобби. Оказалось, что это филателия. Тогда Берии было поручено купить лучшую коллекцию советских марок у наших любителей. За ценой велено было не стоять. Сказано – сделано. После заседания тройки в советской резиденции Сталин попросил Рузвельта задержаться и сделал ему этот подарок. Рузвельт был так рад, что тут же принялся рассматривать марки. Он никак не мог оторваться от этого занятия и остался ночевать у Сталина. На другой день он во всем поддерживал Сталина, чем вызвал крайнее недоумение Черчилля.

Как коллекционер, я вполне допускаю такое поведение. Думаю, что и я повел бы себя так же как Рузвельт, получи я подобный подарок, связанный с моим хобби.

Кое-что еще о Тегеранской конференции я добавлю чуть позже.