Воспоминания одной звезды

— А как тебе вообще в Германии, ты ведь здесь столько лет не была?..

— Мне очень нравится, здесь столько воспоминаний. Но все равно я ощущаю себя туристкой.

— А во Франции? — не унималась она. — Ты же так скучала по Европе. Может, ты хочешь переехать сюда?

— Скажу правду, не отказалась бы, — призналась я, — если можно было бы снова пожить здесь какое-то время. Но не постоянно.

Тут лицо у Маргарет до того прояснилось, что я не могла не рассмеяться.

— Я ведь девушка простая, ну прямо что твой Янки Дудл[384].

Она тоже засмеялась и весело воскликнула:

— Янки! Ох, не вздумай говорить это слово в Техасе!..[385]

Когда мы вернулись в Нью-Йорк, раздался телефонный звонок: это позвонила любимая племянница Маргарет по имени Пет. Они всегда прекрасно понимали и невероятно обожали друг друга. Мы, разумеется, решили, что Пет просто решила поздравить нас с возвращением в Америку. Однако она сообщила нам трагическую новость — только что умерла мать Маргарет.

Мы тут же отправились в Сан-Антонио, и теперь настала моя очередь вытаскивать Маргарет из глубочайшей депрессии, которая отнимала у нее всякое желание жить. Однажды, когда я увидела, как она сидит, безучастно уставившись в пространство, я ей сказала:

— Дорогая моя, я прекрасно понимаю, что́ ты чувствуешь сейчас. Ведь сама испытывала такое. Однако мать уже не вернешь.

Она пожала плечами и проронила:

— Ничего не могу с этим поделать. Меня больше ничто не интересует…

— А твоя музыка? Давно ли ты бралась за свою «Техасскую рапсодию»?

Маргарет отмахнулась от этой идеи:

— А-а, подумаешь…

— Нет уж, — принялась настаивать я, — вовсе не подумаешь! Если бы ты завершила рапсодию, какой бы это был замечательный памятник для нашей графини!

Она медленно повернулась в мою сторону:

— Ты думаешь, я справлюсь?

— Конечно. Талант твой никуда не делся. Тебе есть над чем работать. Ради нее. Ну, и ради себя тоже.

Постепенно, очень медленно Маргарет взялась за работу, находя отраду в своей музыке. К тому же у меня появился новый союзник, способный вернуть счастье в дом. Одна милая знакомая из Галвестона подарила нам очаровательного щенка белого пуделя. Эта восхитительная, игривая Зизи, как мы назвали собаку, вскоре стала центром нашей жизни. Она могла часами проводить время на одном месте, глядя на сидящую за роялем Маргарет, и ее аристократическая мордочка лишь была наклонена в одну сторону, как будто она внимательно слушала все, что та играла, а затем была готова высказать свое суждение по поводу услышанного. Маргарет при ее виде всякий раз не могла не расхохотаться, а потом хватала ее и, обнимая, говорила: «Ты моя радость, и ты же мой самый строгий критик!» Теперь Маргарет со всей прежней энергией принялась заканчивать свое сочинение и подготавливать оркестровку рапсодии. Она очень гордилась этим законченным произведением, однако оказалось, чего мы обе не подозревали, что такая работа вызвала огромное напряжение сердца и у нее случился второй инфаркт. На этот раз Маргарет ни в какую не захотела ложиться в больницу — она их ненавидела, сказав врачам, что настаивает на домашнем режиме и что ее никто не сможет уговорить изменить свое решение. Схватив меня за руку и стиснув ее что было сил, она умоляющим голосом бормотала: «Пожалуйста, сердце мое… держись. Еще так много нужно сделать».

У нас постоянно, и днем и ночью, дежурили медсестры. Я все время была рядом с нею, следя за тем, чтобы Маргарет пребывала в полном покое, однако выздоравливала она все же долго и с большим трудом приходила в себя. Мое присутствие давало ей уверенность, что все будет хорошо. Она как будто была убеждена, что с нею не может случиться ничего плохого, пока я рядом.

Наконец она выздоровела, и вскоре после этого ее «Техасская рапсодия» была впервые исполнена. Мировая премьера состоялась в Сан-Антонио, в незадолго до того построенном зале Виллита — было это в День святого Валентина, 14 февраля 1961 года. Исполнял рапсодию Симфонический оркестр Сан-Антонио под управлением дирижера Виктора Алессандро, и в результате все восприняли это произведение как настоящую сенсацию, что стало личным триумфом для Маргарет.

После этого мы решили, что нам пойдет на пользу, если мы съездим отдохнуть на Гавайи. Но во время перелета в Гонолулу Маргарет вдруг сильно побледнела и напряглась. Было очевидно, что у нее случился новый пароксизм. Я тут же дала лекарство, которое ей прописал врач: я всегда носила его с собой в дамской сумочке, именно на случай, если произойдет что-то подобное. Я заявила ей, что, когда мы приземлимся, нам нужно немедленно лететь обратно домой, однако Маргарет и слышать об этом не хотела. Она даже стала подшучивать надо мною, стараясь всячески подбодрить. Нам предложили знаменитые блюда из парижского ресторана Maxim's, помимо прекрасных старых вин и шампанского. Когда перед нами поставили подносы с едой, Маргарет принялась меня уговаривать:

— Тебе придется съесть все это за нас двоих.

Ей очень нравилось все, что лежало на тарелках, и она даже стала издавать душераздирающие стоны, говоря мне: