Восточная Пруссия глазами советских переселенцев

— Когда мы переселились в поселок Суворово, нашим соседом по квартире

был Михаил Михайлович Зайцев. По его рассказам, он был русским офицером в

годы Первой мировой войны, попал в плен к немцам, был интернирован в

Польше. Поехал в Данциг, принял немецкое подданство, работал в лесоторговой

фирме, которая торговала с Россией. Когда поляки стали выселять с

освобожденных земель немцев, он как гражданин Германии должен был уехать.

Тогда Зайцев с группой данцигских рабочих переехал сюда на временную работу.

Среди них он был кем-то вроде предводителя. Я знаю, что он упорно добивался

советского подданства, но ему все время отказывали. С завода его уволили, из

квартиры он переехал к своим знакомым. Потом прошел слух о его самоубийстве

или убийстве.

Несмотря на хорошую в целом сохранность, некоторые производственные

участки судостроительного завода, складские помещения были разрушены.

Важной проблемой стало освоение заводского оборудования.

— Все немецкое оборудование осталось: токарные, фрезерные,

сверлильные и прочие станки, — вспоминает Михаил Иванович Иванов. — Во

время ремонтно-восстановительных работ нам очень помогла немецкая кузница,

она и сейчас работает после некоторой переделки прессов.

Кстати, на участке, где Михаил Иванович был мастером, работали около ста

немецких военнопленных. На заводе трудились и гражданские специалисты из

числа местных жителей, которые помогали запускать производство.

Тимофей Сергеевич Даниленко на 820-м заводе работал автомехаником, он

вспоминает:

— Имелись трофейные дизельные автомашины — немецкие, бельгийские,

итальянские и другие. Почти все они были исправные. Когда

машина ломалась, мы ездили к поселку, который сейчас называется

Пятидорожный. Там в поле было огромное количество немецких и прочих

разбитых машин, мы из них брали запасные части. Мои товарищи по работе

говорили, что раньше, в сорок пятом и в начале сорок шестого года, в полях

стояли такие машины, что наши заводские водители садились в них, включали

зажигание и ехали.

Условия труда на заводе были не из легких. Рабочий день часто

растягивался до 10-12 часов, регулярно проводились сверхурочные работы.

Тимофей Сергеевич продолжает:

85

— Работали мы на заводе, не жалея себя. Отчаянные были. Во мне еще

фронтовой жар не остыл, так что мог я для общего дела рискнуть. Моя

фотография постоянно висела на заводской Доске почета, рядом висели

фотографии тех, кто работал по сдельной системе оплаты труда. Ими двигало

желание заработать. А я? Почему я все время спешил? Ведь я был почасовиком!

Ведь я мог бы и не торопиться! Но постоянно ощущал в своей душе чувство

долга. Случалось, работал по вечерам, без всяких нарядов, если вдруг машина

была неисправна. Так вот, моя первая, ныне покойная, жена как-то сказала мне,

что половину своего рабочего стажа (тридцать восемь лет) я работал бесплатно.

Но я ушел на пенсию с чувством исполненного долга.

Начиная с 1948-1949 годов бывший «Шихау», теперь «Янтарь», стал

выполнять правительственные задания по ремонту, а потом и строительству

боевых кораблей.

Бумажное производство

Приоритетным направлением восстановления промышленности было и

целлюлозно-бумажное производство. Алексей Николаевич Соловьев, еще будучи

студентом, проходил практику на ЦБЗ в Тильзите в 1946 году.

— Комбинат был разрушен, но нас все равно, даже в условиях разрухи,

поражала культура производства, которая отличалась от нашей. Немцев на

заводе не было. Но вот добротность сооружений, продуманность всего — это

впечатляло... После окончания института меня определили работать в

сушильный цех на Калининградский ЦБК-1. Назначили зам. начальника цеха.

Тогда специалистов по пальцам можно было пересчитать. Первое время —

стажером. Никакой документации немецкой у нас не было, сами доходили до

всего. Да и ничего сложного для меня не было. Известная технология. Были

несчастные случаи. На моих глазах женщину сбросило в бак. Зацепило за

косынку неогражденным валом, задушило и сбросило. Я попросился перевести

меня в варочный цех. Начальником цеха был Барыгин. Он сказал: «Пойдешь

работать

варщиком?» Я согласился. Дело знакомое, несчастных случаев нет,

загазованность меньше. Месяца через два стали назначать меня мастером

смены. Я сначала отказывался, невыгодно мне. Варщик получает три тысячи

рублей в месяц, а мастер в три раза меньше. Но они настаивали: «Государство

тебя учит, деньги на тебя потратило». Заставили. Потом стал старшим мастером,

фактически замещал начальника цеха. Бывало, в варочном цехе авария —