Восточная Пруссия глазами советских переселенцев

работали в противогазах, резина к лицу липнет. Или в мороз — ключ к гайке

примерзает, но не помню случая, чтобы кто-то отказался работать или требовал

дополнительной оплаты. Все понимали, что только своим трудом можно все

сделать.

Отсутствие должных навыков, разного рода «усовершенствования» делали

производственный процесс не только сложным, но и опасным для жизни.

Продолжает свой рассказ Алексей Николаевич:

— Технология опасная. Котел огромный, метров шестнадцать высотой, по

ширине — метров девять, а в нем агрессивная среда, кислота, да еще при

температуре 150 граду сов, давление шесть-восемь атмосфер. Если на металл

попадет — сразу разъедает. После каждой варки спускаешься в котел,

проверяешь защитное покрытие внутри, а он еще не остыл, духота, горячо. Еше у

немцев болты были кислотоупорные, а у нас ставили обычные. Объем

производства увеличивали за счет повышения эффективности технологии:

температуру увеличивали, скорость варки. Когда я пришел, продукт варили — до

ста часов доходило, потом сократили до пятнадцати.

86

— ЦБК-2 был уже восстановлен к моему приезду в сорок седьмом году, но

работал на госдотации, зарплату выдавали авансом. Оборудование стояло

старое, немецкое, поэтому часто случались поломки и нас нередко среди ночи

вызывали на их устранение. Жили ведь рядом. Да и люди работали на совесть.

Выпускали целлюлозу, первое время материал для ее изготоаления поставляли

из Германии (в счет репараций), не очень хорошего качества. Часто в качестве

тягловой силы использовали лошадей. При заводе был конный парк. Машин

первоначально ведь было мало: одна-две вагонетки, да и те тянули лошади, —

рассказал Михаил Эдгарович Г р о с с е т.

Вагонзавод

Вагоностроительный завод фирмы «Штайнфурт» с числом работающих

свыше трех тысяч человек до войны выпускал 8-10 товарных вагонов в сутки. Во

время бомбардировок и боев производство было выведено из строя, все

заводские коммуникации полностью разрушены. Завод не обеспечивался

электроэнергией, водой, паром. Катастрофически не хватало транспортных

средств: не только автомашин, мотовозов,

но и лошадей. Не работали транспортеры, мостовые краны и другое

подъемное оборудование. «Завод был весь разрушен. Все казалось, что его

недавно бомбили, еще и дым держался, как на пепелище», — таким увидела

вагоностроительный Нина Моисеевна Вавилова в мае 1946 года. Между тем

завод уже начинал жить. В апреле того же года была выпущена первая продукция

— пять думпкаров — саморазгру- жающихся железнодорожных вагонов, а к концу

года производились уже один-два вагона в день.

С вагонзаводом оказалась связанной жизнь нескольких наших собеседников.

Мы расскажем о судьбе женщины, чье высказывание только что процитировали.

Нина Моисеевна родилась в 1912 году на Украине, выросла в Сибири, перед

войной с семьей переехала в Ленинград. Здесь во время блокады похоронила

своих детей, муж погиб на фронте. Оставшись одна, завербовалась в Кенигсберг.

Ее направили рабочей на вагонзавод. Вот отрывок ее простой, невыдуманной

истории:

— Вообще я много работала. В кузнечном цехе изучила все станки, на всех

могла работать, все работы знала. Там самое главное — руки береги: под машину

затянет — глазом не успеешь моргнуть. У нас вот одной женщине всю руку

сжевало, отняли потом по локоть. Работала я по горяче-вредной сетке. Два раза

горела — ни бровей, ни ресниц не осталось, кожа обгорела. Такие условия были,

но льготы имелись: молоко давали, газировка в цехе всегда была. Так я

пятнадцать лет и проработала, а потом вышла на пенсию. Вишь, пока работала, и

льготы были, и помнили, с Доски почета фотографию не снимали, грамот много

было, знаки вручали. А на пенсию вышла — всего-то шестьдесят два рубля и

получила. Вычеты как наделали, так от льгот моих и не осталось ничего. И из

очереди на квартиру вычеркнули, я на улучшение стояла. Подумали, что я

померла уже. Ну, да Бог с ними. Целую жизнь проработала в таких условиях, а

зачем? Ведь никуда не ходила, минуточки свободной не было — только работа да

работа. Восемь-девять часов на заводе. Прибежишь вечером домой,

перехватишь чего-нибудь, даже греть некогда было — и опять бежать, опять на

работу: дорогу строить. За вагонзаводом был закреплен участок. Вот придешь

домой — уже поздно совсем, утром опять рано на работу. А ведь еще

воскресники были... Так и жили.

Первый янтарь

Калининградскую область называют янтарным краем, вот почему мы не

упускали случая расспросить первых переселенцев об их знакомстве с

87

балтийским самоцветом. Вот что рассказала, например, Екатерина Петровна

Кожевникова из Приморска: