— Сразу видно, что ты не театрал. Кто же из настоящих ценителей будет покупать билеты в Большой театр? Никаких денег не хватит. Пойдем, мы тебя так проведём.
Оказывается, в билетных кассах можно попросить билет на «место неудобное», он стоит всего-то 20 рублей, правда с него ничего и не увидишь. А и не надо, нужно немного подождать, и как прозвучит третий звонок, смело идти в зал и любезные смотрительницы предложат тебе занять свободное место. Вот таким образом я в первый раз в своей жизни смотрел балет в исполнении труппы нашего замечательного театра.
Помня наставление моего друга, я планировал разоблачиться ещё по выходу из музея. Но, когда представил себе, как затрапезно буду смотреться без подрясника на фоне людей, специально собравшихся в Большой, то решил повременить, тем более, что был не один. А по окончании представления настолько оставался под впечатлением от увиденного, что и вовсе забыл обо всём. Потом мы гуляли по Красной площади, они рассказывали мне о своём городе, в котором я ещё никогда не был, а потом мы расстались.
Оставшись один, я спустился в подземный переход возле гостиницы Москва, чтобы пройти в метро. Странно, но вокруг почти никого не было, иду один, и вдруг в одном из тупичков большого перехода я увидел их. Наверно, именно об этих людях мне и рассказывал мой знакомый батюшка. Сложно описать чувства, охватившие меня в ту минуту. Зато теперь я точно знаю, о чём думал несчастный капитан Кук в последние мгновения своей жизни.
Передо мной стояло с десяток молодых людей в совершенно невообразимой одежде с раскрашенными лицами и зелёными ирокезами. Я остолбенел, молодые люди тоже замолчали и во все глаза уставились на меня. Мы стояли и с нескрываемым удивлением рассматривали друг друга. Внезапно, один из них несмело пошёл мне навстречу, и тогда я тоже пошёл к нему. Мы остановились, и как-то одновременно протянули друг другу руки.
— Здравствуй, — сказал я ему.
— Здравствуй, — ответил он, и мы улыбнулись.
Прошло уже много лет с той встречи. А я всё с благодарностью вспоминаю тех женщин из Питера, что неожиданно сделали мне такой подарок — балет «Анюта» на новой сцене Большого театра. Рассказываю вам про тех забавных ребят, что встретил в подземном переходе, и думаю, а может тот самый мальчик, что пошёл мне навстречу, сам сейчас рассказывает кому-то:
— Представляешь. Ночь. Подземный переход, мы стоим, никого не трогаем. И тут из-за угла такой страшный бородатый поп, весь в чёрном. Останавливается и смотрит на нас. Мы оторопели, куда бежать. А он, не поверишь, вдруг подошёл ко мне, улыбнулся и говорит: «Здравствуй».
Красные маки Иссык-Куля (ЖЖ-26.08.10)
Один мудрый человек, некогда живший в Китае, однажды сказал, что после пятидесяти жизнь у мужчины только начинается. Что имел ввиду мудрый китаец никто не уточняет, а потому и понимает это каждый как хочет. Кто-то заводит любовницу, а некоторые почитатели китайской философии и вовсе меняют старых жён на ровесниц своим дочерям. И совершают этим большую ошибку. Ну, вы сами подумайте, что будет со старым, повидавшем виды мотором, если в нём заменить отработавшую деталь на совершенно новую. Или, что тоже самое, нашить на ветхую одежду заплату из небелёной ткани. Мотор окончательно выйдет из строя, а ветхая одежда придёт в совершенную негодность. Тот же конец ждёт и радикалов, сделавших неверные выводы из изречения мудреца.
А я его понял, этого китайца, когда ранним июльским утром зазвонил телефон и дочь измученным, но бесконечно счастливым голосом поздравила меня с моей новой ипостасью. — Папуля, ты стал дедом.
Правда, в тот момент только теоретически, а вот, когда в роддоме взял на руки этот крошечный спящий комочек и осторожно прикоснулся губами к его пушистому затылку, вот именно в тот, уже и практически. Две маленькие-маленькие ножки, с комфортом разместившиеся на моей ладони, творили во мне новую реальность.
Вернувшись домой, первым делом отпечатал большую фотографию малышки и, поместив в целлофановый файл, прикрепил на дверь холодильника. Тот стоит у меня в комнате, а потому я могу постоянно любоваться моей внучкой. Ребёнок появился на свет в тяжёлые дни, когда Москва, и не только Москва, задыхались от удушливого смога. Не имея возможности уехать из города, мой ребёнок страдал от жары и духоты в наглухо задраенной клетушке громадного человеческого пчельника на улице, прости их Господи, 26-ти Бакинских комиссаров, а я страдал здесь, у себя в деревне.
Всякий раз, подходя к фотографии, дед, то есть, я, словно заклятие, с чувством произносил, что-то наподобие: — Моя ты, ласточка, бедный мой ребёнок. И скорее всего от бессилия и невозможности что — либо изменить, всякий раз открывал холодильник, и что-нибудь оттуда съедал.