Возлюби ближнего своего

Силу любви измерить невозможно, каким прибором её измеришь, зато можно посчитать число раз хлопающей дверцы холодильника, что матушка и сделала. И стоило мне только произнести: «Моя ты, ласточка», — как тут же в ответ раздавалось неизменное: — Отойди от холодильника! Поначалу для меня было загадкой, как она узнаёт, что именно в этот момент я берусь за ручку дверцы. Даже оглядывался кругом, может, где-то в зеркале отражаюсь? А потом понял, и в дальнейшем любить приходилось молча. И ещё матушка добавляла масла в огонь: — Я, — говорит, — сталкивалась с «сумасшедшими» бабушками, сама такая. Но с фактом «сумасшествия» дедушки встречаюсь в первый раз.

Со временем, слава Бог, смог и пожары закончились, но, как известно, беда не ходит одна: у ребёнка начались газики и колики. И снова разрывается дедово сердце и побуждает к мысли, как помочь тому ненаглядному комочку с пушистой макушкой. Узнаю, что в этом деле многое зависит от рациона кормящей мамочки. Ей нужно есть мясо индейки, но кто побежит в магазин за индюшатиной, кто будет готовить из неё котлеты, набивать фаршем зелёные перцы? Понятно кто. Но чтобы загрузить матушку продуктами, и отправить её в столицу, нужно ещё и найти эту самую индюшатину, мы-то не в Москве живём.

— Батюшка, — это моя жена, — давай завтра после литургии съедем в N-ск, помнится, у них в «ашане» индейкой торговали. Ну что же, в N-ск, значит в N-ск. Я хорошо знаю этот город, ещё бы, целых десять лет проработал на тамошней железнодорожной станции. Спасибо тебе добрый город, в трудную минуту ты дал мне кусок хлеба. Правда этот кусок доставался тяжёлым трудом, но вспоминаю то время хорошо, может, если бы не было тех десяти лет, я бы и не стал тем, кем стал.

Въезжаем в город, идёт четырёхполоска, вокруг всё знакомые места. Вот здесь, где-то в этих домах, уже точно и не помню, заходил к баптистам, это было в самом начале моего духовного поиска. Вспоминаю их с большой теплотой, эти люди когда-то научили меня читать Евангелие.

А вот здесь, и меня, словно пробивает током. Да-да, именно здесь я в последний раз видел Генку Булыгина, мы работали вместе с ним в одной бригаде. В тот вечер я стоял на этой остановке в ожидании рейсового автобуса. И вдруг вижу Генку, он шагает прямо по середине проезжей части, по двойной сплошной. И ему плевать, что спешит поток машин, он идёт и смотрит не на дорогу, а куда-то вверх. Мне стало жутко, не может человек в нормальном состоянии спокойно идти среди мчащихся автомобилей. Скорее всего, он пьян, но Булыга даже не качался. Двухметрового роста, с широченными плечами. У него не было фигуры гимнаста, скорее он напоминал собой громадный шкаф, и этот «шкаф» шёл, тяжело перенося тяжесть своего тела с одной ноги на другую. Догоняя его, машины резко тормозили, и старались объезжать не задев.

Опасаясь, что он меня заметит, я инстинктивно прижался спиной к каменной стене остановки. Но он не увидел, он вообще никого видел, потому, что смотрел куда-то вверх, над крышами домов.

На работе у нас Генку побаивались из-за его громадности и непредсказуемости. У него был такой вид, что встреть бы я его где-нибудь в подворотне, ему и говорить бы ничего не пришлось, я сам и без лишних слов отдал бы ему кошелёк. Человек огромной силы, он легко исправлял неценра, одной рукой поднимая вагонную сцепку. Не помню, чтобы Булыга когда-нибудь улыбался. В свободную минуту степенно, не говоря ни слова, садился за стол играть в карты. Играя сосал беломорину, периодически, раз за разом зажигая потухшую папиросу. Вокруг Генки постоянно, словно прилипалы вокруг акулы, кружились почитатели. Потому, если все места за игровым столом были заняты, кто-то немедленно вставал и уступал ему место: — Гена, пожалуйста, садись, я специально держу для тебя местечко. Если «прилипал» за столом никого не оказывалось, ему достаточно было только сказать кому-нибудь: — Свали, — и тот немедленно уходил.

Самое начало 90-х, время крушения устоявшегося прошло и начало всеобщего хаоса и неразберихи. Но заводы ещё работали, и по железке шла основная масса перевозимых по стране грузов. Это потом, уже после повальных грабежей на железной дороге, люди стали предпочитать автомобильный транспорт. С тех пор множество громадных тяжёлых фур заполонило собой все наши автотрассы.