Возлюби ближнего своего

Вдруг Керн расхохотался, да так, что едва не задохнулся. Это был какой-то непроизвольный хохот, болезненный, судорожный. В нем растворилось все, что копилось два месяца, — ярость за то, что он арестован и одинок, тревога за Рут, вся его энергия и готовность защищаться, жуткое воспоминание о повесившемся... Керн хохотал. Хохот вырывался из него толчками, и он никак не мог остановиться.

— Курица! — проговорил он, с трудом переводя дух. — Ведь это действительно та самая курица!.. И опять в чемодане!.. Вот так совпадение!..

— И вы называете это совпадением? — злобно закудахтала курица. — Это мой страшный рок, а не какое-то случайное совпадение!

— Видимо, жареные куры приносят вам несчастье, — поучительно заметил бас.

— Да замолчите вы, наконец! — раздраженно сказал кто-то. — Черт бы побрал всех ваших жареных кур! Разжигать такой аппетит! У человека без родины! Да еще ночью, в тюрьме! И так от голода кишки сводит! Пропади вы пропадом!

— Но быть может, между ним и жареными курами существует более глубокая взаимосвязь, — пророчески заявил бас.

— Пусть попробует жареных деревянных лошадок! — заорал человек без родины.

— Пошли ему Бог рак желудка! — заржал кто-то высоким тенором.

— Может, в прежней своей жизни он был лисицей, — предположил бас. — Вот теперь все куры и мстят ему.

Снова прорвался голос курицы:

— Гнусно и подло издеваться над человеком, когда он попал в беду!

— А когда же еще? — елейно спросил бас.

— Замолчать! — крикнул охранник из коридора. — Здесь вам не бордель, а приличная государственная тюрьма.

XI

Керн поставил свою подпись на втором предписании о высылке его из Австрии. То был уже пожизненный запрет на возвращение в эту страну. На сей раз он уже не ощутил ничего, а только подумал, что завтра, вероятно, снова будет в Пратере.

— Есть у вас в Вене какие-нибудь вещи, которые вы хотели бы взять с собой? — спросил чиновник.

— Ничего у меня нет.

— Известно ли вам, что вы рискуете тремя месяцами тюрьмы, если вздумаете снова появиться в Австрии?

— Известно.

С минуту чиновник испытующе разглядывал Керна. Потом достал из кармана кредитку в пять шиллингов и подал ему.

— Вот вам! Выпейте что-нибудь. Ведь не могу же я изменять законы. А что до вина, то рекомендую гумпольдскирхнер. Из нынешнего розлива лучшего не сыщете. А теперь собирайтесь!

— Благодарю вас! — удивленно сказал Керн. До сих пор в полиции ему еще ничего не дарили. — Очень признателен! Эти деньги мне пригодятся.

— Ладно, ладно! Ступайте! Конвоир уже ждет вас в приемной.

Керн спрятал деньги. Их хватало не только на поллитра гумпольдскирхнер, но и на оплату части проезда от границы до Вены. Ехать поездом было менее опасно.

Они поехали так же, как и в первый раз, когда его высадили вместе со Штайнером. Ему казалось, что это было десять лет назад.

От станции они пошли пешком и вскоре добрались до трактира, где подавали молодое вино. В палисаднике у дороги стояло несколько столиков и стулья.

Керн вспомнил совет чиновника.

— Не выпить ли нам по стаканчику? — спросил он конвоира.

— Чего именно?

— Гумпольдскирхнера. В этом сезоне лучше не сыскать.

— Что ж, можно! Все равно до темноты мы на таможню не попадем.

Они сели за столик и выпили терпкое, прозрачное вино.

Все вокруг дышало тишиной и покоем. Ясное, высокое небо светилось слабым зелено-яблочным светом. В сторону Германии летел самолет.

Хозяин принес свечу в подсвечнике с защитным колпачком. Это был первый вечер Керна на воле. Целых два месяца он не видел ни неба, ни открытого пейзажа, и ему казалось, что он впервые в жизни дышит свободно. Он сидел не шевелясь, наслаждаясь короткой передышкой, нечаянно выпавшей на его долю. Еще час-другой, и снова начнутся заботы, снова он почувствует себя затравленным и гонимым.

— Это действительно ужасно! — неожиданно заявил его провожатый.

Керн понимающе взглянул на него.

— И я так считаю!

— Нет, я в другом смысле.

— Могу себе представить, что в другом.

— Я говорю о вас, эмигрантах, — хмуро пояснил полицейский. — Ведь именно из-за вас наша профессиональная честь начисто подорвана. Только и знаем, что сопровождаем эмигрантов! Каждый день одно и то же — от Вены до границы! Ну что за жизнь за такая! То ли дело конвоировать преступников! Настоящих преступников, с наручниками! Вот это я понимаю — честная работа!

— Может, через год или два вы начнете надевать наручники и на нас, — сухо заметил Керн.

— Тоже сравнили! — конвоир смерил его презрительным взглядом. — Ведь с полицейской точки зрения вы — ничто! Мне приходилось эскортировать четырехкратного убийцу — грабителя Мюллера II. Едешь с ним, а сам держишь в руке револьвер со спущенным предохранителем... Или вот еще: только два года назад я конвоировал Бергмана — так тот резал исключительно женщин; а потом Бруста, который вспарывал брюхо своих жертв бритвой... Не говорю уже о Тедди Блюмеле — этот занимался труположеством... Да, были времена! А тут с вами возись! Просто подыхаем от тоски! — Он вздохнул и допил свой стакан. — Но вы хоть в винах разбираетесь! Давайте закажем еще. Только теперь, чур, плачу я!

— Идет!