Возлюбленная

И вот почти целый год она провела в компании сверстников; вместе с ними училась читать, писать и считать. Ей было тогда семь, и эти два часа днем были для нее поистине драгоценными. Особенно она гордилась тем, что все сделала сама, и ей было приятно то радостное удивление, с которым ее поступок восприняли мать и братья. За пять центов в месяц Леди Джонс делала то, что белые считали необязательным, а может, и вообще незаконным: битком набивала свой домик чернокожими ребятишками, у которых было время и желание учиться. Ах, какое восхищение вызывала у Денвер эта монетка, завязанная в уголок носового платка и привязанная к ее поясу! Она всегда сама относила ее Леди Джонс. И как приятно было правильно научиться держать мел, чтобы не скрипел, когда пишешь; и как замечательно выглядела заглавная буква «В» и маленькая буква «и»; и как хороши были те буквы, что составляли ее имя; и как красиво звучали те печальные фразы из Библии, которой Леди Джонс пользовалась в качестве основного учебника. Денвер упражнялась дома каждое утро; блистала в классе каждый полдень. Она была так счастлива, что даже не понимала, что соученики ее избегают – что они под самыми разнообразными предлогами, то замедляя, то убыстряя шаг, всегда стараются не идти с нею рядом. Конец ее заблуждениям положил Нельсон Лорд – мальчишка, такой же способный, как и Денвер. Он задал ей тот вопрос о ее матери и навсегда положил конец скрипучему мелу в руке, маленькой букве «и» и всему остальному, что было сущностью этих драгоценных полуденных часов – все это теперь стало для нее недосягаемым. Ей бы следовало посмеяться, когда он спросил это, или так толкнуть его, чтобы он шлепнулся на землю; но ни в лице его, ни в голосе никакой вредности не было. Только любопытство. Но то, что всколыхнулось в ее душе, когда он об этом спросил, осталось там навсегда.

В школу она больше не вернулась. Когда она и на второй день не пошла туда, Сэти спросила ее, в чем дело. Денвер не ответила. Она слишком боялась задать братьям или кому-то еще тот вопрос Нельсона Лорда, потому что какие-то странные и ужасные ощущения и воспоминания, касавшиеся ее матери, уже начали собираться в ее душе из-за того, что тогда всколыхнулось там. Позже, когда умерла Бэби Сагз, она не удивилась, что Ховард и Баглер ушли. Она не разделяла мнения Сэти, что убежали они из-за привидения. Если бы так, то чего же они так долго терпели-то? Они прожили вместе с этим духом столько же, сколько и Денвер. Но если Нельсон Лорд сказал правду, так ничего удивительного, что братья ее всегда были такие мрачные и вечно старались как можно меньше бывать дома.

Между тем мучившие ее чудовищные и непонятные мысли о матери нашли выход: Денвер сосредоточила внимание на духе мертвой сестренки. До Нельсона Лорда она мало реагировала на выходки привидения. Терпение, которое проявляли мать и бабушка, стало свойственно и ей и сделало ее почти равнодушной. Но потом маленькое привидение стало ее раздражать и даже выводить из себя своими злобными проделками – особенно в те часы, когда она уходила в школу Леди Джонс. Оно стало выражать свои чувства к Денвер так бурно, что девочка просто не знала, что делать с этими вспышками гнева, любви и ненависти и как вести себя. Но когда она набралась мужества и все-таки задала тот вопрос Нельсона Лорда, то не смогла услышать ни ответа Сэти, ни слов Бэби Сагз, да и вообще больше ничего с тех пор не слышала. В течение двух лет она была окружена оболочкой тишины, слишком плотной, чтобы ее можно было прорвать, однако вынужденное молчание придало ее зрению такую остроту, что ей и самой порой не верилось, как это она может, например, видеть черные ноздри воробья, сидевшего в шестидесяти футах у нее над головой. В течение двух лет она совершенно ничего не слышала, а потом вдруг весь дом сотрясли громовые раскаты – кто-то полз вверх по лестнице. Бэби Сагз решила, что это пес Мальчик решил пробраться в запретные для него места. Сэти же подумала, что это скорее тяжелый резиновый мяч, которым играли братья, скатился по ступенькам.

– Неужели этот чертов пес совсем спятил? – воскликнула Бэби Сагз.

– Да он на крыльце, – сказала Сэти. – Сама посмотри.

– Но тогда что же это за грохот?

Сэти сердито захлопнула дверцу духовки.

– Баглер! Баглер! Я сколько раз вам говорила, чтоб не смели играть здесь в мяч? – Она глянула в сторону белой лестницы и увидела наверху Денвер.

– Это она пробовала наверх подняться, – пояснила Денвер.

– Что? – Сэти нервно скомкала в руках тряпку, которой бралась за дверцу духовки.

– Это малышка, – сказала Денвер. – Разве ты не слышала, как она по ступенькам ползет?

Непонятно, что больше сбило Сэти с толку: то ли что к Денвер вдруг снова вернулся слух, то ли что ее малышка – Господи, неужели она уже ползала? – теперь уже не только ползает, но и делает дальнейшие успехи в исследовании дома.