17 декабря 2001 года умер Александр Володин. Умер в забытой богом 9-й больнице на Крестовском острове. Днем 16-го мне позвонила домработница и сказала: «Александра Моисеевича увезла скорая, куда, не знаю…» Я узнал, куда увезли больного Александра Лифшица, и поехал. Воскресный день – черный день больного российского люда: обнаружить хотя бы дежурного врача – большая удача… В те времена если была в России самая дрянная больница, так это 9-я на Крестовском острове, и туда запихнули Александра Моисеевича Володина.
Надо сказать, я не в первый раз навещал Сашу в разных медучреждениях. Но «девятка» меня ошеломила…
Придерживая сумку, я шел пустым коридором, и звуки шагов липли к сырым, в подтеках, стенам… Измазанные краской окна нехотя пропускали белесый зимний свет. За распахнутыми дверьми палат горбились свернутые полосатые матрацы на кроватных сетках. Полное безлюдье, ни персонала, ни больных. Меня охватило отчаяние: у кого спросить – пустыня! Шелест сдержанных голосов из коридорной дали, словно внезапное ощущение дна под ногами тонущего…
Три женщины в цветных халатах сидели за столом, играли в карты и пили чай. «Мужчина пришел, – воскликнула одна, обернувшись. – Двери-то прикройте, не лето». Я поздоровался и поинтересовался: куда делись больные? «Домой ушли, на выходные. Все равно кормить нечем, вот и ушли, – с охотой пояснили женщины. – А мы остались. На сохранение!» Женщины засмеялись и пригласили к столу чаевничать. С мужчиной веселей. А то на все отделение ни одного мужика. Подвезли было одного, да и тот старикан, проку никакого… Может, его ищете? Так он в седьмой палате, что у туалета, там теплее…
Это был Саша. Зябко подобрав ноги и свернувшись калачиком под суконным одеялом, он спал на боку, уткнувшись носом в стенку. На другой кровати двухместной палаты лежал свернутый матрац с торчащим из брюха углом такого же одеяла. Я вытянул одеяло из матраца и накинул на спящего. Будить Сашу не решался, раз спит, лучше пусть уж спит. Подожду. Может быть, заглянет кто-нибудь из персонала. Хотя женщины предупредили, что все разбежались. А дежурного студента-медика, определявшего старика в палату, с тех пор и след простыл… Я присел на приземистый крашеный табурет. Вспомнив о сумке, принялся выкладывать на тумбочку содержимое: картонный треугольник с кефиром, «отдельную» колбасу, батон, что-то еще из стандартного набора…
Серое одеяло, взобравшись на детское плечико Саши, ритмично поднималось и опускалось. Ухо, казалось, пытается выбраться из-под клока седеющих волос, падающих и на висок, и на лоб. А нос, его крупный, тяжелый нос, упрямо принюхивался к стене, словно выпытывал какие-то тайны этого заведения. «И в очередной сюжет засандалит», – усмехнулся я…
За спиной этого внешне невзрачного мужчины с осколком от немецкого снаряда в легком были долгие восемьдесят два года жизни…
Сложные отношения с женой, психически нездоровой в последнее время. Разлука с двумя сыновьями – эмигрантами, – один из них от скончавшейся любимой женщины. Множество увлечений и разочарований. Саша магнитом привечал слабый пол. В нем лучилась доброта, участие, нежность и ум, на мой взгляд, какой-то физически ощутимый ум. У него не было врагов, завистников много, а врагов нет. Есть что-то выше зависти – безмерное уважение к истинному таланту, он обезоруживал злопыхателей, пробуждал совесть, предлагал честно взглянуть на самих себя.
Помнится, Саша проиграл «лохотронщикам» свою очередную литературную премию. И те, узнав, кем является их «лох», вернули деньги. Многие пользовались его добротой. Я не раз заставал в его квартире поклонников и поклонниц, что-то беззастенчиво искавших в бумагах, а Саша, в некотором подпитии, лишь снисходительно улыбался. Впоследствии они прилюдно хвастались особо доверительными отношениями с Володиным…
Горячим почитателем Володина был главный режиссер театра «Остров» Александр Болонин. После кончины Саши он, вопреки правилу о тридцатилетнем карантине, добился от власти разрешения на мемориальную доску. Я и Валерий Попов – 10 февраля 2004 года – в день 85-летия Володина – сорвали белую накидку, открывшую на мраморе профиль Александра Володина, жившего в доме № 44 по Большой Пушкарской…