Все это будет позже, а сейчас я сидел подле его больничной кровати, не зная, что делать. Будить его не стану, сон тоже лечение. Может, все же разыскать дежурного врача-студента. «Бесполезно, – разом ответили женщины в больничных халатах, – он тоже слинял, чтобы новеньких не принимать. Вашему старику повезло, что застал студентика, тот хотя бы оприходовал… В выходной, считай, здесь ночлежка, а не больница… А кто этот дед?» – «Александр Володин, – ответил я. – Слышали? Как не слышали?! Ну, фильм “Осенний марафон” видели?» – «Так там же Басилашвили», – насторожились женщины. – «Верно. А кто написал сценарий? Володин! Опять же… “Пять вечеров”, “Фабричная девчонка”, “Моя старшая сестра”, “С любимыми не расставайтесь”…» Женщины запаниковали. «Как?! И такого человека закинули в эту больницу? Ну, гады… Бросили, как собаку, у туалета… Перестройка, бля… Не беспокойтесь, мы присмотрим, если что. Ночь переспит, а завтра лекари набегут. Одну ночь мы присмотрим…»
Александр Володин скончался под утро, от инфаркта, так и не дождавшись лекарей. Добрые женщины просмотрели одного из самых тонких знатоков женской души в русской литературе…
Назавтра я пришел в Большой драматический театр… В холодном кабинете главного режиссера сидели несколько человек в пальто, решали, как провести прощание с Володиным. Несколько дней решался вопрос. Театр сам едва существовал в тяжелейшей обстановке того времени. Спектакли шли при полупустом зале. Это в знаменитом БДТ!.. Но театр испытание выдержал достойно. После торжественного прощания на сцене Сашу похоронили на Комаровском кладбище…
Я при этом не присутствовал. Заведомо купленный билет на самолет в Америку не позволил мне присутствовать в театре на Фонтанке…
С неоконченной рукописью первого «одесского» тома дилогии – названного «Через тернии» – я вылетел в Нью-Йорк в декабре 2001 года, в день прощания с Александром Володиным на сцене БДТ. Билет на самолет был куплен заранее…
Отправился через океан я по двум причинам. Во-первых, мне было необходимо дополнительное общение с «заказчиком». Во-вторых, что более важно, дочь Ириша сообщала о резком ухудшении здоровья моей первой жены, Лены. Давний наш развод не очень отразился на наших человеческих отношениях. Не только потому, что был общий ребенок. У нас с Леной за тридцать без малого лет совместной жизни возникло какое-то глубокое душевное взаимное проникновение. Состояние, возникающее, когда нет «большой любви», потеря которой равна вселенской катастрофе. Поэтому хватило ума отнестись к ситуации иронично…
В аэропорту меня встретил Даня, брат Лены. Он приехал за мной из Пенсильвании, где проживал со своей семьей… Особо неизвестных мне новостей, казалось бы, Даня не сообщил: я давно знал о рано постигшей ее беде – болезни Паркинсона. И в предыдущие приезды мне казалось, что состояние как-то стабилизировалось. Ан, нет… «Ты ее не узнаешь, – не удержался Даня. – И еще. Ее мучает страх – боится, что выселят из квартиры. Одна занимает трехкомнатную площадь… Какая-то сволочь стукнула в управляющую компанию. Предлагают перебраться в однокомнатную или вообще в хоспис для подобных больных. И с матерью у нее напряженка, ты ведь знаешь свою бывшую тещу».
О, я знал Евгешу, свою бывшую тещу! Ее взбалмошный характер. Какого черта она эмигрировала?! Оставила мужа, добрейшего Григория Израилевича. Не очень здоровая пенсионерка, без языка, без профессии. Неспроста родной сын Даня сбежал с семьей в Пенсильванию… Не раз я размышлял об этой странной закономерности. Их было три сестры. Старшая, «поцелованная ангелом», жила с деспотом-мужем. Двум другим, «укушенным змеей», достались славные и порядочные мужья. Нередко случается и наоборот – жены и мужья меняются характерами. Но подчинен подобный союз одному: «закону парности». Разумеется, есть множество исключений из этого «закона». Блаженство, когда муж и жена поцелованы Ангелом, и мучение, когда обоих укусили змеи… Но почему-то «закон парности» преобладает. И более того, передается по наследству. Смирение перед этим «законом» укрепляет семьи. И, наоборот, непризнание его разваливает семьи. К какому из этих «законов парности» я отнес бы собственную судьбу, не знаю, но он присутствовал…
Едва мы с Даней поднялись на свой этаж и выкатили чемодан из лифта, как навстречу устремилась хоматайка – так называют домработницу. Пожилая полька испуганно лепетала, что не может поднять с пола пани Елену. Мы с Даней бросились по коридору в квартиру. Лена кулем лежала на полу кухни рядом с инвалидным креслом. Суетясь и приноравливаясь, мы общими усилиями вернули Лену в кресло. Мешая русские и польские слова, хоматейка рассказала, что Лена потянулась к плите посмотреть на приготовленную еду к приезду своего «пана малжонэка» и упала. А ее матка – пани Евгения – не хотела выходить из своей квартиры и крикнула через дверь, чтобы я вызывала амбуланс и полицию. А тут вы пришли…