Возвращение долга. Страницы воспоминаний

Бурные девяностые взбаламутили и писателей города. Распался на два лагеря Союз писателей, на тех же «западников и славянофилов», традиционно, как и принято на Руси. Шумные собрания, предшествующие распаду, проходили в зале бывшего Шереметьевского дворца, в котором размещался Союз писателей еще с тридцатых годов. Великолепные витражи, малахитовые вазы, картины в витых рамах с изумлением взирали на орущих, потных, а то и пьяных «инженеров человеческих душ», вчерашних друзей, товарищей и просто знакомых. Многие уже с порога зала избранно здоровались друг с другом, точно зная, кто какую идеологию исповедует. Западники или «русскоязычные» писатели считались «еврейским» союзом, несмотря на то что подавляющее большинство составляли русские…

В довершение ко всему, ночью, загорелся и сам дворец. Поговаривали, что «петуха пустили» люди из соперничающих группировок. И не раз: дворец горел трижды, хоть включай в штат пожарную команду. Еще поговаривали, что пожары дело рук бандитских группировок, решивших прикарманить дворец на берегу Невы. Как бы то ни было – писатели оказались на улице, а дворец отстроили и сегодня в роскошное здание с ливрейным швейцаром у входа писателей и на порог не пускают… Художники, актеры, музыканты, журналисты – все творческие союзы – в те сумасшедшие дни были едины и сохранили свои роскошные особняки. Все! Кроме писателей. Воистину: если бог хочет наказать, то лишает разума. Наконец, после многолетних скитаний по чужим подвалам и крышам, оба Союза писателей обрели свой Дом, разместившись в противоположных флигелях…

То ли дело Русский ПЕН-клуб. Эта международная организация по защите прав писателей была создана Джоном Голсуорси с центром в Лондоне. И постепенно охватила писателей многих стран, включая Россию. Я вступил в Русский ПЕН в 1994 году в Москве. Перед возвращением домой руководство ПЕНа напутствовало меня пожеланием организовать питерское отделение Русского ПЕНа, найти подходящее помещение. К тому времени в Питере уже насчитывалось несколько вольных членов этой организации, многие из которых вступали в ПЕН за рубежом. И на волне всеобщего окружающего безумия того времени я и мой стародавний друг, писатель Валерий Попов, приступили к этой затее. В нашу группу мы привлекли и «стороннего человека», энергичного директора издательства «Блиц» Сергея Цветкова… Куда только не заглядывала наша троица в поисках подходящей крыши! От пустующих этажей театра «Ленком» и кончая задворками каких-то полузаброшенных цехов и подвалов… И пришлось поступиться принципом – ведь Устав ПЕНа рекомендует избегать деловых связей с официальными властями, но ничего не поделаешь…

Ранее я уже писал об Анатолии Александровиче Собчаке, вернувшем Петербургу его историческое имя… Как впервые мы познакомились в суде, задолго до его «мэрского» кресла. Слушалось дело писательницы и публициста Нины Катерли по иску гражданина Романенко. С тех пор у нас сложились добрые отношения. Он даже просил меня и Даниила Гранина ознакомиться с черновой рукописью его книги «Жила-была коммунистическая партия», о чем и помянул с благодарностью в предисловии…

И помещение подобрали. В самом центре Питера. Семь просторных комнат и зал на пятом этаже старинного дома по Думской линии Гостиного двора. Можно было сдать в аренду «лишние» комнаты и поддержать новорожденную организацию. Ведь никаких источников финансирования у нас не было… Состоялось собрание, на котором выбрали исполком из пяти «действительных» членов ПЕНа. Исполком утвердил президентом Валерия Попова, меня – вице-президентом, административную должность директора предложили издателю Сергею Цветкову. В какой-то степени ПЕН как бы противопоставил себя обессиленному распрями Союзу писателей, и многие изъявили желание вступить в нашу организацию. Однако правом приема московское начальство нас обделило, а само оградилось сложной формальной процедурой, стараясь сохранить «элитарность»…

Тем временем работа началась в соответствии с Хартией международного ПЕНа. Так, ПЕН помог освобождению писательницы Алины Витухновской, облыжно обвиненной в наркоторговле, добился объективного расследования дела журналиста Григория Пасько, которого подозревали в выдаче японцам каких-то секретов, да мало ли было подобных историй. И на международном уровне авторитет Русского ПЕНа стал заметен. К примеру, вмешательство в дело британского писателя и поэта Салмана Рушди, приговоренного к смерти иранским религиозным судом за хулу на Аллаха. Правда, толку было мало – иранский аятолла посулил за убийство богохульника три миллиона долларов – но в общем хоре защитников поэта звучал и голос Русского ПЕНа. (Слава богу, Рушди, кажется, жив до сих пор, правда, скрывается, бедняга…)