– Господа! – женщина с неожиданной легкостью поднялась с места. – Вы сейчас озлоблены, вам нечего есть. В ваших домах холод, ваших детей воспитывают в мерзости. Вас грабят физически и морально. И неужели нет виноватых?! Есть! – женщина вскинула тугой кулачок. – Это банда, узурпировавшая власть. Это они в силу своей некомпетентности насаждают в России нравы дикого Запада…
Паренек-ассистент подал женщине мегафон, видимо, подоспел Сережа с батарейками…
– Это они растаскивают Россию на куски! – с подъемом воскликнула ораторша в мегафон. – Отдают нас в рабство новым богатеям. Нам не нужны ни капиталисты, ни коммунисты. У России, у настоящей демократии свой путь, господа! За этот путь можно отдать всего себя, до последней капли крови!
Толпа колыхнулась, как большое цветное полотнище. Раздался свист.
– Вот свою кровь и отдавай! – крикнул кто-то.
Казалось, «Крупская» только и ждала эту реплику.
– Да, господа! Если великому делу нужна моя кровь, я отдам ее с радостью. Я человек, а не дрожащая тварь за свое маленькое мещанское благополучие. Грядет великая борьба! Очиститься от общей исторической вины можно лишь ценой собственной жизни. Рано мы собираемся жить, господа, нам еще умирать и умирать.
Толпа вновь колыхнулась, глубоко и тревожно. Рядом со мной на каменный цветник вскочил мужчина в лиловой куртке.
– Куда вы нас зовете?! К большому террору? – воскликнул он, напрягая жилы тощей, в пупырышках, шеи. – Я хочу спросить госпожу Новодворскую, как она, при горячем желании отдать кровь за демократию, не сподобилась бунтовать, как нормальные диссиденты. Как ей удавалось отделываться пятнадцатью сутками ареста за уличное хулиганство? Вы своими призывами напоминаете попа Гапона…
Я с любопытством вертел головой, желая запомнить происходящее. Озвученная фамилия ораторши подогрела интерес. Значит, женщина не кто иная, как известная воительница Новодворская, о которой все чаще и чаще говорили, кто с уважением, кто с иронией…
Новодворская с презрением обернулась к мужчине в лиловой куртке.
– Я давно вас знаю, гражданин!
– Меня? – насторожился мужчина.
– Да, вас! Вы – равнодушный обыватель. И таких сейчас на площади множество. После нашей победы я потребую лишения гражданских прав для тех, кто думает только о личном благополучии. Гражданские права лишь тем, кто жертвует ради них жизнью…
– Да ладно тебе, балаболка! – взъярился мужчина, напрягая тощую шею. – Свобода, свобода… На себя посмотри, тумба! Тебе бы хорошего мужика… Свобода, свобода… Тебя ж, наверно, никто никогда еще не трахал…
Все, что произошло в дальнейшем, взорвалось одним мгновеньем.
Паренек-ассистент козлом боднул мужчину в живот. Тот завалился в сторону ораторши, и революционерка, в полном соответствии с законом уличных революционных сражений, долбанула мегафоном мужчину по башке.
Я спускался вниз от площади Маяковского. Вдоль всей улицы Горького коридором, плечом к плечу, стояли люди. Многие из них были хорошо одеты – в шубах, дубленках, в приличных пальто. Каждый держал в руках свой товар: кто статуэтку, кто пачку сигарет, кто детскую куклу… Книги, крупа, конфеты, пакеты с колготками, сгущенное молоко, лекарства, обувь… Одни стыдливо прятали глаза, другие, наоборот, – с вызовом и дерзостью смотрели на прохожих: видите, до чего мы докатились… Женщина средних лет, в шляпке с вуалью, продавала ноты, старинные, с вензелями. Рядом приплясывал от стужи парнишка с кассетами в одной руке и комковатым мохеровым шарфом в другой…
Все пространство от гостиницы «Россия» и до стен Кремля было забито палатками, спальными мешками, тлеющими головешками костерков. И кругом битые дождем, заплаканные плакаты… «Горбачев – верни мне сына!», «Дом сгорел в Молдавии. Требую крова и работы. Русский. 35 лет», «Я – инвалид войны, где ваши гарантии?! Бывший житель проклятой Богом Ферганы»…
Я плелся в гостиницу «Россия», согбенный от груза увиденных несчастий…
Оказывается, и Сэм в те дни был в Москве. Именно тогда, весной лихого девяноста первого… И на площади Пушкина он был, и на Цветном бульваре… Все видел своими глазами, пересказывая мне слова Новодворской. Это ж надо, такое совпадение?! Сэм даже останавливался в «кавказской пленнице», как называли тогда гостиницу «Россия». Где был зарегистрирован как прибывший по броне ЦК…
С тех пор как в 1986 году знакомый сенатор уговорил его поехать в Рейкьявик на встречу Рейгана с Горбачевым, Сэм оказался втянутым в дела своей бывшей Родины. Тогда, на брифинге для журналистов в исландском альтинге, советник Рейгана – некогда завсегдатай «Русского магазина» – подвел Сэма к Горбачеву и представил эмигранта из Одессы как успешного бизнесмена. Горбачев протянул руку и сказал: «Теперь приезжайте к нам делать бизнес». «Не так-то просто получить визу», – не растерялся Сэм.
Вскоре после Рейкьявика позвонили из советского посольства и выдали визу…
Я слушал Сэма. Сладкое состояние блаженства охватывало меня. Это ж надо, так прочувствовать чужой успех. Был в этом человеке определенный магнетизм…