Возвращение к легенде

— Спать! — сказал он, погладив ее по плечу. — Завтра проветримся, и все твои болезни пройдут. Все будет хорошо, да, да, все будет хорошо!

Звонок был слишком громким и прерывистым, как колокол…

— Петя, проснись, вставай!

Голос жены снова заглушил гул.

Орленко машинально протянул руку к будильнику, отвел рычажок. Но тут его подбросило на постели, и он мгновенно вскочил, протирая глаза. «Землетрясение… — мелькнуло в мозгу. — Или диверсия!»

В сумерках лицо жены было бледным, как из бумаги, губы беззвучно шевелились. Она продолжала что-то говорить, но он уже не слышал ее. Дом дрожал от тяжелых ударов, которые становились все сильнее и громче.

Внизу, на улице, метались темные фигуры людей, промчалась неоседланная лошадь без всадника, за ней пробежал кто-то в белом, послышались винтовочные выстрелы. Вблизи у самого лица что-то просвистело, и сверху, с карниза, полетели осколки кирпича, застучали о подоконник.

Орленко отскочил от окна и схватился за телефонную трубку. Но, как назло, из памяти вылетел номер коммутатора погранотряда. Жена, догадавшись, протянула ему записную книжку. Он быстро набрал номер. Гудков не было. Набрал другой — дежурного по гарнизону. Но в трубке снова была тишина.

«Все ясно!» — сказал он себе и стал одеваться. Жена тоже одевалась. Они уже поняли, что случилось то страшное, однако еще не решались признаться друг другу…

Через несколько минут оба они, уже одетые, спускались по лестнице. В подъезде стояли три или четыре женщины с детьми, одна из них, соседка со второго этажа, в нижней юбке, прижимала к себе грудного ребенка и громко, навзрыд плакала.

— Что вы здесь стоите? — крикнул Орленко. — Идите в подвал, живо!

Дверь в подвал была заперта на замок. Орленко с силой рванул ее на себя. Замок отлетел, в лицо пахнуло запахом овощей и пыли. Женщины торопливо стали спускаться по лестнице в темноту, оступаясь и толкая друг друга.

«Зачем я на них накричал? — упрекнул себя Орленко. — Нехорошо!» Он почувствовал, что к нему возвращается уверенность.

— Ты тоже иди с ними, — сказал он жене. — А я сейчас все выясню и вернусь.

Жена кивнула ему и протянула носовой платок.

— У тебя рука в крови.

Он даже не заметил, что, открывая дверь, ссадил себе пальцы, и принялся вытирать кровь на ходу. Так, с окровавленным платком в руках, он добежал до горкома…

Дежурный бросился к нему навстречу.

— Петр Васильевич, вы ранены?

Орленко невольно усмехнулся.

— Ранен… В горкоме есть кто-нибудь?

— Есть. Уже человек десять пришло. Скажите, неужели это война?

Секретарь не успел ответить. Взрыв потряс здание, со звоном полетели стекла. На мгновенье стало темно, с потолка посыпалась штукатурка.

В коридоре, у входа в зал заседаний, толпились люди, его подчиненные, которым он должен был что-то сказать. Но что? В сознании клином засела фраза: «Возможны любые провокации врага». Это говорилось еще вчера. Но сейчас…

— Здравствуйте, товарищи! — привычно сказал секретарь, проходя в зал. — Давайте-ка сюда. — Он, не садясь, обратился к начальнику городской телефонной сети: — Скажите, а почему связь не работает?

— Почтамт разбит, — прохрипел, бледнея, связист и вытянулся.

— Вокзал тоже разбит, — быстро подсказал кто-то.

Орленко обернулся. «И он тут, ему-то что надо?» Секретарь горкома узнал бойца железнодорожной охраны Васильева, которого еще недавно собирались исключить из партии за недостойное поведение в семье. Железнодорожник тогда поклялся, что исправит свои ошибки «на бытовом фронте», бюро поверило ему и вынесло строгий выговор… И вот теперь он здесь, да еще с винтовкой.

Дверь была открыта. Вбегали все новые и новые люди и приносили тревожные сведения: немцы ведут прицельный огонь по казармам и складам, на станции горят цистерны с нефтью, несколько снарядов попало в здание тюрьмы… Немцы уже пытались перейти границу в районе моста, но пограничники их отбили и теперь укрепляют берег, носят туда мешки с песком, по-видимому, ждут нового штурма… На том берегу замету но скопление машин, среди них танки…

Секретарь горкома слушал, пытаясь казаться спокойным, но мысль его работала лихорадочно, выхватывая из груды сведений самое главное. Теперь он уже не сомневался, что никакой провокации нет, а началась война. Самое страшное сейчас таилось в промедлении. Он чувствовал: еще немного, и нервное возбуждение сменится паникой. Надо принимать решение немедленно, пока коллектив не превратился в толпу.

Зал был уже полон. Орленко увидел двух других секретарей — Шамрая и Кущиенко, заведующих отделами Бондаренко и Циркина, инструкторов Дудченко, Авдеенко, Фишера… Даже его помощник Ольга Сергеевна Бакаева и та прибежала. А ведь у нее двое детей и муж-пограничник…

Орленко ударил ладонью по столу, призывая к тишине.

— Товарищи! — сказал он. — Есть предложение помочь бойцам и сформировать вооруженный отряд коммунистов. Но предупреждаю: дело это добровольное. Если кто по какой-либо причине не в состоянии воевать, пусть уйдет домой, объяснений не требуется. Будем голосовать?

— Не надо! — раздались голоса. — Зачем время тянуть?

— Так, значит, все остаются?

— Все!