Я познакомился с вами, проделывая зигзаг вашей узкой и достаточно темной лестницы. На квартирной доске – по белому, врамленному в красное, – внизу стояла ваша фамилия. Но я забыл ее, простите. Помню только, что вы шестизвонковый. Это – уже характеристика. Первый, по возможности короткий, звонок забирает себе наиболее почтенный жилец квартиры. Обычно это отвработник, человек с портфелем. Ему некогда вслушиваться и пересчитывать звонки. После первого металлического толчка о слух он перестает считать и возвращается к своим цифрам и докладам. Человек о двух звонках уже не существо с портфелем, а существо при портфеле. Оно достаточно почтенно, состоит на сверхпайке, но работает и в сне и в яви, все двадцать четыре в сутки. Ну а шестизвонковый жилец, он и не в счет. Это терпеливый человечек, которого терпят за терпение. И только. И я знаю, что вы, терпеливо отсчитывающий ваши шесть, настолько покорны, что долистнете эти страницы непрошеного письма до последней. Это единственное, что мне, в сущности, надо. Быть выслушанным.
Странная болезнь, скажем – письмомания, овладела мной вот каким образом. Это началось года два тому, когда водка создавала внезапные и длинные очереди, а сдачу с рублей давали почтовыми марками. Я пью. Что меня заставляет пить, спросите вы. Трезвое отношение к действительности. Я стар – у меня рыже-серые волосы и рыжие зубы, а жизнь юна, – следовательно, меня надо смыть, как пятно, вытравить водкой начисто. Вот как.
Утро свое я начинал тогда так. Встав спозаранками, я выходил к перекрестку и ждал. Как охотник на току. Вскоре, а иной раз и не вскоре, с той или иной улицы перекрестка показывалась телега, груженная деревянными ящиками. В ящиках – запрятанный под стекло и пробки алкоголь. Я выходил из неподвижности и шел за телегой – куда бы она ни поворачивала – вплоть до остановки и разгрузки. Чувство такое, будто почтительно шествуешь за катафалком, на рессорах которого твой же собственный прах.
Но не в этом дело. Дело в марках, которыми платили тогда, по недостаче мелочи, сдачу. Что делать человеку, живущему на отшибе от людей, отодиноченному от всех, с марками? Эти клейкие рубчатые прямоугольнички для общающихся, сросшихся сердцами, вклеивающихся друг в друга. Марок у меня накопилось препорядочное количество. Они лежали в стороне, на отодвиге, у края стола. И просили работы, осмысления. Я как-то – на полпьянии это было – оторвал рубчики от рубчиков и решил (мы, пьянчуги, знаете, не злы) доставить удовольствие марке.
Но кому писать? хоть шаром. И ни конверта, ни почтового листа. Но все-таки я набросал мое первое письмо, сложил бумагу лодочкой, приклеил марку и сверху: «Первому, кто подымет». Затем оставалось открыть форточку и бросить в нее, как в почтовый ящик.
Ну вот, так и повелось. Мы, я и мой соавтор, водка, постепенно пристрастились к эпистолярному делу. Нечто вроде духовной закуски. Не обижайтесь. Впрочем вы, шестизвонковые, и не должны слишком быстро обижаться. Кстати, на каком звонке у вас возникает волнение? На четвертом или, может быть, на пятом? Ведь если вы он, то ждете óну, а если она, то ждете óна. А я вот стар и никого уже не жду. И ходит ко мне только проклятое óно: вонзится в душу безглазием в глаза, холодом в кровь – и иногда так станет тошно, так захолодеет сердце, что вот бы… впрочем, к чему это я? Бутылка до конца. Пойду за другой. По дороге брошу в ящик письмо. А там и меня в ящик. Ну, пока. Точнее – навсегда.
Нарочно наклеил в шесть раз больше марок, чем нужно, – их у меня хоть на вей-ветер швыряй. Авось почтальон смилостивится и не испугается странного адреса.
Я про вас знаю, гражданин кто-бы-то-ни-было только одно: что над подворотней вашего дома цифра 51 и что в самую глубокую ночь, когда тьма перевалит через зенит и сотня окон вашего нелепого, óблого дома потухнет, только ваше окно горит, пряча свет за белой занавеской.
Я это знаю, потому что люблю гулять по ночам. Очевидно, вы не в дружбе со сном. И когда все уже отдумали свои дневные мысли и расцепили контакты мозговых полушарий, вы продолжаете идти вслед за мыслью. И я тоже. Нас только двое. Знаете, среди многого множества побратимств есть и такое: братья по свече. Это из старины. Когда людям не хватает полушек, чтобы купить обетную свечу, они покупают ее, сладившись, и держат ее вместе, пальцы к пальцам. Так вот, мы с вами братья по свече. Друзья по негаснущему думанию. Хотя и не знаем друг друга, ни разу не видели один другого и вряд ли увидим.