Особа, как это частенько случалось с ней и раньше, не стремится демонстрировать чрезмерную пунктуальность, и посему он, ожидая ее, продолжает терпеливо цедить коньяк и пялиться в окно на торчащую в самой середине площади, как некий гигантский фаллический символ, сорокачетырехметровую Вандомскую колонну, увенчанную несоразмерно маленькой фигуркой Наполеона и украшенную идущими вверх, по спирали, вообще уже неразличимыми с этого расстояния миниатюрными воинственными барельефами. Проходит десять... пятнадцать... двадцать минут томительного ожидания. Рюмка уже опустошена, вид колонны начинает вызывать постепенно все более и более усиливающееся раздражение и ощущение какой-то тошноты. И в этот самый момент, совсем рядом, в воздухе проносится волна, даже не волна, а целое цунами аромата «Жан-Поль Готье – Фражиль», и в следующее мгновение, с выпаленной на ходу скороговоркой: «Извини, ради бога, в парикмахерской была, задержалась», в кресло напротив опускается стройная, хоть и далеко не худая женская фигура в пастельно-розовом юбочном костюме и с медно-рыжей шапкой аккуратно уложенных волос. Одновременно на круглый столик ложится небольшая черная кожаная пирамидка с тисненым логотипом «Тексье», откуда тут же немного нервными движениями извлекается тоненькая белая пачка «Вирджинии Слимс» и плоская длинная зажигалка. В воздух выпускается тонкая струйка белесого дыма. Наконец, прибывшая особа соблаговоляет произнести, смущенно отведя в сторону свои старательно подведенные глазки:
– Ну... здравствуй.
– Здравствуй.
– Я прошу прощения за опоздание.
– Ты уже извинилась.
– Ты не сердишься?
– Парикмахерская – святое дело.
– Хотела... тебе понравиться... Что... такое? Усилия оказались напрасны?
– Конечно.
– Почему?
– Потому что... для этого не надо... каких-то особых усилий.
– Хм, спасибо за комплимент.
– Спасибо тебе.
– За что?
– За то, что прилетела.
– Ты попросил, я прилетела.
– Я... попросил или... Джефф?
– Если бы я сама не захотела, никакой Джефф меня в жизни бы с места не поднял.
– А ты этого... действительно хотела?
– Знаешь что... давай чего-нибудь выпьем.
– Давай. Что будешь?
– Я?.. «Розу Ритц».
– «Розу Ритц»? А что это такое?
– Это один из их фирменных коктейлей. Я вчера уже продегустировала.
– Хороший?
– Ничего. Возьми себе, попробуй.
– Да нет. Я лучше... повторю. На меня от этих коктейлей почему-то сонливость сразу нападает.
Так вроде на этом немного прервались. Мужчина снова приоткрыл глаза и стал скользить взглядом по нависшему над ним затейливому гипсовому орнаменту. Хотя нет, еще какой-то парой фраз обменялись. Но... что-то уже совсем несущественное. Потом, значит, халдей приносит коньяк и длинный бокал с жидкостью какого-то закатного оттенка и торчащей в ней соломинкой. Быстро приносит, после заказа минуты не прошло. Ставит, уходит. Так... что дальше? Дальше... следует вопрос, сопровождающий устремленный на принесенный бокал взгляд:
– Ух ты, какой цвет. Это чего же это там понамешано?
– Угадай. – Она протягивает бокал соломинкой вперед.
Десять граммов гренадинового цвета жидкости покидает вытянутую емкость, поднявшись вверх по соломинке. Начинается гадание вслух:
– Шампанское... Ликер малиновый... Коньяк?
– Молодец, все точь-в-точь. Еще, правда, чуть-чуть лимонного сока. Бармен мне вчера рецепт выдал. Не этот, в другом баре. И еще он мне, между прочим, знаешь что сказал?
– Что он тебе сказал?
– Что это любимый коктейль Барбары Картленд. Она в этом отеле, оказывается, провела свой медовый месяц.
– Да что ты говоришь? А кто такая Барбара Картленд?
– Здрасьте, ну, ты даешь. Писательница, автор любовных романов. «Красотка для маркиза», «Я люблю другого», «Заговор красавиц», «Великая сила любви».
– А-а.
– Читал?
– Да нет. К сожалению, руки все никак не доходили.
– Зря. Между прочим, здесь, в «Ритце», полным-полно всяких знаменитостей останавливалось. И Коко Шанель. И герцог Виндзорский. Ну... который бывший король Эдуард, тот самый, помнишь, что женился на простой разведенке и лишился из-за этого трона, дурачок. И Хемингуэй. Я даже хотела его номер снять, где он в свое время жил.
– А тебе... нравится Хемингуэй?
– Ну... да, нравится. Не книжки его, правда, а сам он. Жизнь его... судьба. И даже конец. Понял человек, что лучшие его годы позади, и... недолго думая, пулю в лоб. Чтоб не превращаться в рухлядь беспомощную. В объект для жалости. Прекрасное завершение... Нет?
– Ну... скажем так, не самое худшее. Ну и... как с номером его? Дали?
– Увы, занят оказался.
– Жаль.
– Ничего. Зато мне по секрету сказали, что в том номере, где меня поселили, прошла последняя встреча леди Ди и Доди аль Файеда. Перед тем как они разбились. Представляешь?
– Круто. А чего они здесь делали?
– Здрасьте, этот отель им же принадлежит.
– Кому им?
– Семейству Файедов.
– Серьезно?
– А ты что, не знал?
– Понятия не имел.
– Вот так. Можно сказать, прямо рядом с нами... дышит история.
– Неплохо сказано.
– Я все же журналистка. Как-никак...
– Это верно.
– Ну... что... давай за нашу встречу? Чин-чин?
– Чин-чин. За встречу.
– Ты... на меня так смотришь, что я чуть не поперхнулась.
– Как... смотрю?