Времена и люди. Разговор с другом

— Все они одинаковы, — сказал подполковник Д. — Все, знаете ли, такие бедные родственнички. Не густо, не густо… А мне, значит, за них отдувайся… Мало — пусть просит сам.

Кажется, я стал его понимать, но спорить не решался. В конце концов, я, так же, как и водитель, был случайным слушателем подполковника Д. Он и не ждал от нас ничего. Это были мысли вслух, ничего больше.

— А вообще-то Коньков молодец, — неожиданно закончил свою мысль подполковник Д. — Правильно осуществляет… — Подполковник Д. не закончил фразы: он спал. А может быть, это и был конец фразы, даже наверное так. Он спал, об этом мне сказал его затылок.

Он спал, а я по старой своей манере старался представить себе, как он будет докладывать начальству.

Мы расстались недалеко от Смольного, и я пошел по улице Воинова, а затем по набережной. Набережную сильно обстреливали, и мне пришлось спрятаться под аркой старинного особняка. Тут же стояли несколько женщин, одна из них с ребенком на руках, и старик с противогазной сумкой, из которой торчали обеденные судки. Когда слышался свист снаряда, все как по команде нагибались, а после того как слышался разрыв, снова выпрямлялись, и это было похоже на какую-то странную гимнастику. Только старик не кланялся и, кажется, был сосредоточен исключительно на своем противогазе.

Вой и треск продолжались минут двадцать, но и после этого мы какое-то время стояли под аркой, пережидая, не начнется ли все сначала. Проснулся ребенок и обиженно заплакал.

У всех, кроме старика, лица были немного смущенными: как это, мол, мы могли испугаться таких пустяков. Одна женщина, в старенькой шляпке, наскоро поправив волосы, сказала:

— На днях немцев от Ленинграда отгонят. На помощь Ленинграду идет армия под командованием маршала Кулика. — Она говорила и смотрела на меня, как бы требуя от меня, единственного человека в шинели, то есть человека, причастного к делу, подтверждения своих слов.

И я подтвердил, что — да, помощь Ленинграду идет, все правильно, Кулик… И произнес речь в пользу неизвестного мне маршала.

Все смотрели на меня и кивали одобрительно. Только женщина с ребенком плохо понимала, о чем идет разговор: ребенок ужасно орал.

Когда я уже был у Кировского моста, меня догнал старик с противогазом.

— Это правда про армию Кулика? Вы, может, это для успокоения женщин? Помощь совершенно необходима Ленинграду, иначе…

— Что иначе? — спросил я резко. Не нравился мне этот старик, и мне уже казалось, что не нравился с самого начала, когда мы стояли под аркой.

— Но ведь совершенно ясно, что́ ждет блокированный город, да еще такой перенаселенный город, как Ленинград.

— Что, что? — настаивал я. Я отлично понимал, о чем говорит старик, но чем больше понимал, тем больше злился… Этот старик мешал мне. Мешал моему минутному торжеству под древней аркой, он стоял между мной и женщинами Ленинграда, которые верили мне, как никто никогда мне не верил. О женщины Ленинграда, и те, с которыми я вместе пережидал обстрел, и те, которым я впоследствии клялся, что их муки кончатся со дня на день — в сентябре, в октябре, в ноябре, в декабре или сразу после Нового года, — простите ли вы мне эти поспешные строчки, это глубокомысленное вранье и обещания, которым я верил сам?

А старика с судками я просто отогнал и был совершенно на этот счет спокоен. Время военное… Кто его знает… И зашагал в редакцию.

Потехин выслушал мой отчет. Он уже знал обо всем.

— Да, — сказал он, — помощь Ленинграду нужна, иначе…

— Что — иначе? — спросил я.

— А, так тебе не ясно? — сурово спросил Потехин. — Напиши-ка заметочку, только не очень расписывай.

— А что такое? — спросил я обиженно. — У меня сведения достоверные…

— Что видел своими глазами, давай, а что «один военный сказал» — оставь при себе.

Но и Потехин не погасил моего воодушевления. Да и как его было погасить? Не один я во сне и наяву видел армию Кулика, прорывающую кольцо блокады. 54-я армия не была сказкой. Она действительно была создана для прорыва блокады и шла к нам от Волхова. Но до 29 сентября ею командовал Кулик, и под его просвещенным руководством армия, еще не встретившись с врагом, уже понесла огромные потери в Волховских болотах.

И после того как Кулик был снят, а 54-й армией стал командовать Михаил Семенович Хозин, молва о Кулике не утихла. Перемещение было известно небольшому кругу лиц, а ленинградцы продолжали свято верить в армию Кулика.

И даже зимой, в самую страшную пору, когда люди почернели от голода, я слышал, как они повторяли в предсмертной надежде: Кулик…

А 54-й к тому времени командовал уже не Кулик и не Хозин, а Иван Иванович Федюнинский, и действительно оправдал надежды ленинградцев. Это 54-я осуществила в январе 1942 года наступление, это она обратила в бегство немцев, это она освободила большую территорию южнее Ладоги, и — что было самым главным — ее успехи позволили восстановить связь Ленинграда с Большой землей: железная дорога Тихвин — Войбокало — Кобона снова начала работать.

Но до всего этого было еще далеко.

7