Он проснулся от того, что по лицу кто-то ползал, быть может, муравей, потерявший свой дом, или другая ничтожная букашка; Мишке не хотелось трогать её, сметать рукой, потому что одного прикосновения было достаточно, чтобы нанести ей вред. Некоторое время он боролся с этим неприятным ощущением, когда кто-то ползает по лицу, но потом постарался расслабиться. Его снова втянуло в сон, и в нём он вдруг почувствовал, что это существо не просто живое, но имеет своё сознание. Все его передвижения, на первый взгляд хаотичные, на самом деле были результатом работы живой мыслей. Возможно, пройди ещё немного времени, и Михаил научился бы понимать и слышать голос этого существа, насколько глубоко проникало это чувство от прикосновения невесомых лапок в глубину его мозга. Такое с ним происходило впервые, и очнувшись от сна, в каком-то неосознанном испуге, он вдруг понял, что реальность это не только то, что он видит или слышит, она гораздо глубже и обширнее, куда обширнее, чем даже его воображение. Она была ещё и загадочной и даже пугающей. Маленький муравей за короткое время преподнёс ему урок восприятия той реальности, о которой он даже не представлял, хотя жил всё это время рядом с ней. Он так и не понял до конца, что же произошло, но всё, что окружало его: осенний лес, вершины дальних сопок, пожелтевшая берёзовая листва над головой, всё это воспринималось теперь настолько явственно и живо, как будто в нём произошла перенастройка всех органов чувств. Он с трудом избавился от наваждения, поднялся на локтях и сел, рассматривая землю. Голову слегка кружило. «Переработался» – подумал Михаил. В этой мысли была своя правда: в отдалении на взгорочке стоял его «драндулет» доверху набитый берёзой. «Снова дрова, снова разгружать, пилить, укладывать в поленницу; от этой последовательности у Мишани всегда портилось настроение. Руки немного потрясывало от тяжёлой работы, но впереди её было в стократ больше, она была бесконечной. Неожиданно и неизвестно откуда снова выполз муравей, теперь уже на его ладони. Ощущение было не таким явственным, но у него уже был опыт, и Михаил снова почувствовал что-то необычное. Он аккуратно сдунул муравья с ладони и поднялся на ноги. Он осмотрелся и неожиданно для себя узнал место, вспомнив всё, что было связано с ним. Где-то в низине, теряясь в осиновых рёлках, бежала речка Осиновая, вершину же водораздела украшали два остряка – небольшие скалки и проход между ними, словно по заказу местных жителей пропиленный природой. Открытие произвело на него сильное впечатление, ибо он точно знал, что остановился здесь совершенно случайно, и точно также мог спокойно прокатить дальше вниз по дороге, и так до самого Костылёвского зимовья. Но что-то сработало, и он остановился, и его тут же сморило в сон. А потом внутри его произошёл щелчок благодаря простой букашке. Но была ли букашка простой? Быть может, кто-то незримый, хозяин этого пространства, водил по его лицу соломинкой, чтобы он, наконец, проснулся, и увидел всё, как есть оно на самом деле. И он увидел то самое место, каких были десятки и сотни вокруг, связанные с разными людьми, временами и событиями, но неизменно пересекающимися в нём самом, поскольку он был частью всего, что окружало и происходило: вчера, сегодня, всегда. И где бы он ни был, эти места были словно маяки, позволявшие ему ориентироваться и не теряться в этом бесконечном пространстве и времени.
Это место было особенным, поскольку принадлежало Юрке. Именно здесь Костыль «встретился» с медведицей. И не просто встретился. У них было свидание, о котором знал лишь тот, кто свёл их вместе, ибо в любом другом случае дороги этих двух обитателей леса должны были разойтись. Про этот случай сам Юрка особенно не распространялся, быть может, чувствуя, что за простой случайной встречей со зверем может скрываться нечто непостижимое, глубоко тайное и личное.