Время междуцарствия

Какое-то мгновение Нейтикерт колебалась; затем жесткий взгляд ее чуть смягчился.

– Тому, кто пришел в дом Матери Сокрытого, стоит вознести ей молитву прежде, чем испрашивать совета, – сложив руки на груди, промолвила она неожиданно примирительно. – Следуйте за мной, ваше высочество.

В том, какого рода будет предложенная ему молитва, Пентенефре не сомневался – жрица отлично умела разделять веру и земные дела; но в храме не было более тщательно охраняемого места, нежели святилище – защищенное, помимо обычной стражи, еще и божественной волей. Нейтикерт сама заперла двери, опустилась на колени прямо на каменный пол, однако не прикрыла глаза – как всегда делала на его памяти, готовясь начать свое служение Нейт – а наоборот, заговорила тихо, ясно и решительно, не сводя взгляда с позолоченной статуи богини, возвышавшейся над жертвенником:

– Наверняка матушка его высочества, младшая царица Тия, уже предложила наиболее решительный способ действия. Раз царевич пришел сюда за советом, значит, он не собирается следовать этому плану, – нетерпеливо продолжила она, заметив, что Пентенефре собрался было перебить ее. – Великая царица Тити и верховный сановник Та, увы, почти не оставляют нам выбора. Разумеется, они желают как можно скорее завершить расследование и объявить виновным его высочество…

– Они думают, что я намерен восстать против Рамсеса, и хотят упредить удар, – нахмурился Пентенефре. – Не уверен даже, что это не они устроили покушение на отца! Я уже отправил Кахотепа и верных людей – может, удастся выяснить что-то, но время…

– Его у вашего высочества нет совсем, вы хотите сказать, – кивнула Нейтикерт, вновь принимаясь крутить браслет на запястье. Серебряная змея под ее пальцами сердито поблескивала яшмовыми зрачками в сторону царевича – тот стиснул зубы, с глухим, растерянным чувством рассматривая украшение. Великая кобра Уаджет, он знал, вместе с соколом украшает корону Ра и хранит покой правителей Та-Кемет… но ни сам Пентенефре, ни его старший брат еще не получили права пользоваться ее покровительством! Как знать – не послужило ли это странное чувство неким предостережением от божества, пожелавшего уберечь его от ошибки?..

– Я никогда не собирался идти против Рамсеса, – с непонятно откуда вдруг взявшейся в нем откровенностью заговорил он изменившимся тоном – жрица Нейтикерт, заинтересовавшись, даже подняла голову, внимательно рассматривая лицо собеседника. – Ни против него, ни против отца. Матушка, знаю, хотела бы этого, и даже, возможно, многие пошли бы за мной, но я… почему-то я никогда не мог думать об этом – так легко, как от меня ожидают… То, что предлагает мне моя мать – невозможно. Вы считаете эти мысли вздором, госпожа?

– Я полагаю, в них нет ничего удивительного. Нежелание сражаться против родных не нуждается в объяснении, – вопреки всем его ожиданиям, спокойно и без тени осуждения кивнула женщина. Пентенефре никогда не спрашивал о ее прошлом – он знал, что Нейтикерт не была замужем и находилась при храме с самого детства, а значит, об особенностях семейных отношений знала в лучшем случае понаслышке. Но при этом она отличалась удивительным для многих служителей богов пониманием человеческого сердца; казалось даже, что для нее, при всей ее всеконечной погруженности в дела Нейт, куда более занимал мир людей – со всеми его сложностями, противоречиями и несовершенствами.

– Это нежелание может стать оружием с обоюдоострым клинком, – меж тем вполголоса продолжила жрица, словно обдумывая какую-то только что пришедшую на ум мысль. Пентенефре тряхнул головой, с трудом заставив себя сосредоточиться на ее словах:

– Что это значит?

– Сановник Та и великая царица не откажутся от стремления избавиться от вас. Но его величество, да будет он жив, невредим и здоров, может не пожелать убивать своего брата, особенно – если на то не будет веской причины, – по мере того, как жрица Нейтикерт говорила, ее голос становился все более воодушевленным, а в черных глазах появился прежний яркий блеск. – Вам ведь нужно выиграть время до того, как выяснится истинный виновник преступления? Тогда поступим так: вы, ваше высочество, сегодня же пойдете к своему брату…

– Сомневаюсь, что Рамсес станет меня слушать, – возразил Пентенефре с неприятным чувством: застарелая тоска на мгновение явственно шевельнулась в груди.

– У вас еще есть выбор – последовать совету вашей матери, – скрестила руки на груди Нейтикерт. – С одной стороны, тогда все те, кто подозревают вас в убийстве его величества, сразу же станут считаться правыми; но зато жизнь вашего высочества окажется в относительной безопасности…

– Вы так не думаете? – прищурился царевич. Нейтикерт вдумчиво склонила голову – почти по-птичьи; змеиное изящество ушло из ее движений, и сама она на долю секунды показалась значительно моложе своих лет: