Время-не-ждет

Then the gee-pole would be the easier task, and a man would come back to it to rest after having completed his spell to the fore, breaking trail with the snowshoes for the dogs.	И управлять шестом легко - все равно что отдых; зато трудно придется тому, кто будет шагать впереди на коротких широких лыжах и прокладывать собакам путь по нетронутому снегу.
Such work was far from exhilarating also, they must expect places where for miles at a time they must toil over chaotic ice-jams, where they would be fortunate if they made two miles an hour.	Эта работа тяжелая, и ничего веселого в ней нет. А еще их ждут такие места, где нужно переваливать через торосы и, в лучшем случае, можно делать две мили в час.
And there would be the inevitable bad jams, short ones, it was true, but so bad that a mile an hour would require terrific effort.	Не миновать и очень каверзных перегонов, правда, коротких, но там и миля в час потребует нечеловеческих усилий.
Kama and Daylight did not talk.	Кама и Харниш молчали.
In the nature of the work they could not, nor in their own natures were they given to talking while they worked.	Напряженный труд не располагал к разговорам, да они и вообще не любили болтать на тропе.
At rare intervals, when necessary, they addressed each other in monosyllables, Kama, for the most part, contenting himself with grunts.	Изредка они обменивались односложными замечаниями, причем Кама обычно довольствовался ворчанием.
Occasionally a dog whined or snarled, but in the main the team kept silent.	Иногда собака взвизгнет или зарычит, но по большей части нарты двигались в полном безмолвии.
Only could be heard the sharp, jarring grate of the steel runners over the hard surface and the creak of the straining sled.	Слышался только громкий лязг железных полозьев, скользивших по насту, да скрип деревянных саней.
As if through a wall, Daylight had passed from the hum and roar of the Tivoli into another world-a world of silence and immobility.	Без всякого промежутка - точно сквозь стену прошел - Харниш перенесся из шумного, разгульного Тиволи в другой мир - мир безмолвия и покоя.
Nothing stirred.	Все замерло кругом.
The Yukon slept under a coat of ice three feet thick.	Река Юкон спала под трехфутовым ледяным покровом.
No breath of wind blew.	Воздух был недвижим.
Nor did the sap move in the hearts of the spruce trees that forested the river banks on either hand. The trees, burdened with the last infinitesimal pennyweight of snow their branches could hold, stood in absolute petrifaction.	Справа и слева на лесистых берегах, словно окаменевшие, стояли высокие ели, и снег, плотным слоем покрывавший ветви, не осыпался.
The slightest tremor would have dislodged the snow, and no snow was dislodged. The sled was the one point of life and motion in the midst of the solemn quietude, and the harsh churn of its runners but emphasized the silence through which it moved.	В этой торжественной тишине единственной живой движущейся точкой были нарты, и резкий визг полозьев еще сильнее подчеркивал царившее кругом безмолвие.
It was a dead world, and furthermore, a gray world.	Это был мертвый мир, мертвый и серый.
The weather was sharp and clear; there was no moisture in the atmosphere, no fog nor haze; yet the sky was a gray pall.	Погода стояла ясная, сухая - ни тумана, ни мглистой дымки; и все же небо серым пологом простиралось над головой.