Все хорошо

От их рассказов у меня теснило в груди, сердце стучало, как в барабан, накатывала паника. И позвоночник гнулся, как ветка. А внутри вспыхивала алая паутина. Что ж тут удивительного, Грейс, что я столько лет подволакивала омертвелую ногу?

И вот я смотрю на Элли. Которая, кажется, вот-вот упадет в обморок. Руки опущены по швам, пальцы судорожно сжимаются. Тревога, страдание. Смотрится идеально. Жаль, что она никак не может произнести свою реплику: «Все хорошо, что хорошо кончается, – наперекор судьбе».

– Сейчас твоя реплика, Елена, – подгоняю я. – Говори же!

Но Элли, взметая пыль алым подолом, убегает со сцены.

– Ладно, ребята, – объявляю я. – Перерыв пять минут.

И вылетаю в холл. Элли сидит на полу, привалившись к кирпичной стене. Прижав колени к груди. И закрыв лицо руками. Наверное, рыдает. В другое время я бы присела на корточки и спросила: «Что случилось? Чем я могу тебе помочь?» Но сейчас эти слова никак не идут с языка, хоть мне и хочется их произнести.

Нет, я просто стою и смотрю на нее, с несчастным видом скорчившуюся на полу.

Заметив, что на нее упала моя тень, она поднимает глаза. И, наконец, выговаривает, всхлипывая:

– Миранда, простите меня.

«Все нормально, Элли. Не переживай», – должна бы сказать я. Но я молчу. Губы мои сомкнуты и растянуты в улыбку. И мое молчание помогает ей взять себя в руки.

Она резко перестает плакать. И качает головой.

– Простите, профессор. Но я не уверена, что смогу это сделать.

– Что сделать? – спрашиваю я.

И с удивлением понимаю, что голос у меня ледяной, нетерпеливый и угрожающий. Элли дергается, как будто я ее ударила. Потом опускает взгляд в колени. И снова скорбно мотает головой.

– Это я виновата. Во всем.

– В чем виновата? Не понимаю.

– Я не должна играть в спектакле.

Я опускаюсь перед ней на корточки. И за подбородок приподнимаю ее лицо. Вид у Элли такой, как будто ее били. Бесцветные глаза распухли. Из носа на растрескавшиеся губы стекают сопли.

– Пожалуйста, Миранда, не заставляйте меня играть Елену. Это слишком!

– Элли, что за ерунда? Разумеется, ты будешь играть Елену. Ты и есть Елена!

– Не знаю, получится ли у меня.

Протянув руку, я провожу пальцем по ее щеке. Она не вздрагивает. Только прикрывает глаза. Вот чего она хотела. Больше всего на свете. Чтобы я ее утешила. Чтобы поняла. По щекам снова бегут слезы. Да уж, полагаю, любить этого идиота невыносимо больно!

– Элли, боль для актера иногда оказывается даром. С ее помощью нам удается глубже прочувствовать нашего персонажа, сыграть точнее. Боль делает нас лучше. Именно благодаря ей ты стала такой замечательной Еленой.

– Просто я ужасно себя чувствую. Из-за того, что отобрала эту роль у Брианы, – шепчет она.

О боже, так дело в этом? Глупость какая, слушать скучно! Но я изображаю сочувствие.

– Элли, ты не отбирала у нее роль. Это абсурд. Она заболела. Людям свойственно болеть.

Элли грустно смеется.

– Правда? – качает головой она. – Ну, не знаю.

– О чем ты, Элли?

Взглянув на меня очень серьезно, она шепчет:

– Мисс Фитч, я хотела, чтобы случилось что-то подобное.

– К чему ты клонишь?

Уткнувшись взглядом в колени, она снова качает головой.

– Я просто так отчаянно мечтала заполучить эту роль.

Тут она разражается рыданиями. И я представляю себе, как Элли лежит в своей общажной клетушке – где стены наверняка выкрашены в черный или фиолетовый. Вокруг расставлены алые восковые свечи, из подведенных глаз текут слезы. Она лежит и мечтает, чтобы Бриана заболела.

– Элли, хотеть чего-то – не преступление.

– А что, если хочешь чего-то ужасного?

– Да, иногда мы хотим ужасных вещей. Но как мы можем их не хотеть, если иначе нам не получить то, что мы заслужили по праву? И да, временами нам удается достучаться до небес. Нас слышат, и наши мечты сбываются. Но должны ли мы считать себя в этом виноватыми? Конечно, не должны, с чего бы? С чего бы, когда мы это заслужили, когда, возможно – всего лишь возможно – это торжество справедливости? – улыбаюсь я. – К тому же все ведь уладилось. Бриана вернулась.

– Но она ужасно выглядит.

– Чудесно она выглядит. И, как актриса, стала куда лучше, чем раньше. Можно сказать, судьба сделала ей подарок. – Я снова пытаюсь подбодрить Элли улыбкой, но вид у нее по-прежнему несчастный.

– Миранда, ей становится хуже.

– Не становится ей хуже! Она просто вжилась в роль.

– Но я…

– Элли, послушай меня: это нелепый разговор. Ты – Елена. И будешь играть Елену. Ты этого хотела, и вот свершилось чудо – ты получила роль. Премьера уже завтра, ты не можешь сейчас отступить, поняла меня? Слишком поздно. Поздно мучиться чувством вины, поздно плакать. Как твой режиссер, как учитель, как друг – а мне, Элли, хочется верить, что я тебе друг, – я не позволю, чтобы чувство вины помешало тебе получить то, что ты заслужила. Не позволю, чтобы оно так тебя мучило. Люди заболевают, выздоравливают, а мы не имеем к этому никакого отношения. Это просто колесо фортуны, Элли. Колесо, которое постоянно крутится. Посмотри на меня.