Все не случайно

Наша новая квартира состояла их трех комнат, большой кухни и небольшого холла. Все комнаты почти одинаковы по метражу. Муж мой мечтал о кабинете, и одна комната стала его кабинетом: с письменным столом, диваном и библиотекой. Другая комната стала нашей спальней, холл мы сделали общим пространством, с креслами и телевизором, наконец, третья комната планировалась для Юли и мамы. Хотя мама и бывала у нас теперь редко, место у нее в нашей квартире, я считала, должно быть. Юля взмолилась и стала просить, чтобы ее комната осталась только ее комнатой, без бабушки: ведь бабушка бывает у нас редко и у нее есть свое жилье. В глубине души я понимала, что так поступать неверно и что это может обидеть маму, но я понимала и Юлю, которая росла и хотела включать музыку на полную громкость, когда нас с Володей нет дома, и приводить подружек в гости, и беситься, и не находиться под постоянным контролем бабушки. И я позволила своим мыслям пойти по такому ходу: холл у нас общий, и мама, когда будет у нас, сможет смотреть там телевизор, а спать будет в кабинете на диване, поскольку Володя спит со мной в спальне и диваном в кабинете вообще не пользуется.

Когда мы все расставили по местам и пригласили маму на новоселье, она поняла, что своего места в моем доме для нее не нашлось. Она ничего не сказала и со всем согласилась, но, зная ее лучше всех, я почувствовала, что ей горько, – и мне было и стыдно, и горько, и тяжело.

Эта квартира навсегда осталась для мамы чужой. Когда мы с мужем уезжали на какие-нибудь фестивали и все-таки просили маму пожить у нас с Юлей, она никогда не отказывала, но как только мы возвращались и входили в дом, она, чуть ли не в пальто и с сумкой, уже сидела на стуле у самой двери. На уговоры остаться, выпить с нами чаю, послушать наши рассказы и посмотреть привезенные подарки она не соглашалась никогда. Юля с Володей недоумевали, почему так и что за сложный у бабушки характер. Но я знала почему и понимала, что в подобной ситуации вела бы себя, наверное, так же.

Прозрение

Через какое-то время мама стала жаловаться и на своих новых соседей, рассказывать какие-то невероятные вещи, что ее хотят отравить и прочую чепуху. Нечто подобное, пусть и не столь радикальное, она говорила и о прежних соседях. Я решила на этот раз не вешать сразу всю вину на соседей, а попробовать разобраться подробнее в ситуации. И поехала с ней в ее чудесную комнатку, чтобы побыть там до вечера, увидеться и поговорить с соседями.

Мы приехали днем, соседей пока не было: все на работе. Пошли с чайником на кухню и мама останавливает меня, показывает на плинтус у ее двери и спрашивает: «Ну вот, видишь?»

Я: «Что именно?»

Мама: «Ну, как же ты не видишь? Вот же воронка в плинтусе, по ней пущен газ, которым меня травят».

Я еще не все поняла, но уже почувствовала, что дело не в соседях. Я попыталась провести рукой по плинтусу на ее глазах и убедить таким образом, что ничего там нет, что ей показалось. Между тем я судорожно соображала, что это за напасть и что с этим делать. Мы тогда еще ничего не слышали о деменции и о болезни Альцгеймера. Слышали о старческом маразме, но для этого диагноза мама, мне казалось, еще слишком молода.

Я увезла маму к нам в Олимпийскую: она вдруг совершенно забыла, что на что-то обижена, и с удовольствием разместилась на диване в кабинете. Кроме того что мама забыла все обиды, а это на нее не было похоже, в остальном она вела себя совершенно адекватно. Я сейчас уже не помню подробностей, как мне удалось убедить ее показаться врачу. Помню только, что я действовала деликатно: мама мне поверила, что с ней не все в порядке, смотрела на меня несчастными глазами и повторяла: «Боже мой, как же это? Что это со мной?» Она была настолько адекватна, что я поверила, что все поправимо и курс нужных таблеток поправит дело.

Я нашла частного психиатра, но маме сказала, что идем к невропатологу. Система приема у этого доктора была такая: вначале он беседует со мной, потом с мамой в моем присутствии, потом опять только со мной. Я рассказала, что меня беспокоит в маме, потом он померил маме давление, потом поговорил с ней на общие темы, и она была очаровательно остроумна, а потом он спросил о соседях… и вся адекватность мамы мгновенно улетучилась. Мы с психиатром выслушали невероятное количество бреда. Когда мы с ним остались вдвоем, доктор сказал, что это необратимо, что это возрастные изменения мозга и что началось это не вчера, а давно. Я сказала, что мы уже одних соседей поменяли: может быть, имеет смысл поменять еще раз или съехаться с мамой? «Ни то, ни другое не поможет, – отрезал врач. – Соседей вы уже меняли и видите результат. Сейчас в роли отравителей она видит соседей, но, живя с вами, – будет видеть отравителей в вас! Пусть у нее будет свое жилье, чтобы вы могли иногда отдохнуть, потому что улучшений не будет, а ухудшения – возможны».

Я: «И что, выхода и лекарства никакого нет?»