– Мать твою! – доносится из кухни.
Луиза порезала палец, пока готовила овощи. Теперь она гремит ящиками в поисках пластыря, который я не положил на место. Она всегда злится, когда предметы сопротивляются ей. Я впопыхах застёгиваю молнию на хлопковой рубашке, в кармане звякают несколько злотых, чтобы накормить паркомат; натягиваю чёрную болоньевую куртку и заглядываю в кухню с пластырем в руке. Луиза промывает рану холодной водой и заклеивает кровоточащую ранку. Она не позволяет помочь себе, говорит, что я уже должен выходить.
– Иди, а то опоздаешь.
– Я всегда опаздываю.
– Ненавижу таких людей.
Но потом, когда в коридоре я надеваю ботинки и кладу ладонь на ручку, Лу подходит ко мне, крепко обнимает со спины и греет затылок своим дыханием. Это редкие моменты, ведь она не в восторге от демонстрации чувств. Она сильная, потому, когда она шепчет мне на ухо и сжимает немного сильнее, я чувствую приятную боль в рёбрах.
Она говорит, что сейчас я могу быть уверен – никто не подменил мне мозг, я не должен беспокоиться о копиях безопасности, трансфере личности и фальшивых воспоминаниях. Она радуется, что в нашем мире не существует горо, потому что это обычные сукины дети, а гомофильные ИИ тоже в конце концов выкинули бы какой-нибудь номер. Она издевательски хвалит меня, что я могу доехать на машине в разные места без использования Навикса. И вспоминает что-то о нарциссизме, который нужно контролировать, ведь я больше не эксцентричный миллиардер, а лишь старый дурак, ради которого перевернулся мир.
На прощание она шлёпает меня по заднице.
Я выхожу ошеломлённый и полный восхищения. Когда иду по тротуару к машине, на моём лице сияет улыбка сумасшедшего.
Я завожу мотор «форда» и выезжаю на улицу, с которой дождь смыл остатки снега. Солнце блестит на мокром асфальте, ослепляя меня. Я снова забыл солнцезащитные очки, но сейчас жмурюсь без привычной злости. Ведь я видел свет, который ослеплял намного сильнее. Сегодня не произойдёт ничего плохого.
Торо повторял, что я должен сохранять бдительность и отслеживать счастливые окончания. Там, где появляется яркий хэппи-энд, нужно заранее знать, что это воспоминание фальшивое.
Но это не похоже на воспоминание, приятель, после стольких лет я бы узнал
По радио поёт старая
Через какое-то мгновение я узнаю строки. Луиза декламировала их когда-то на школьном концерте, я тоже, за несколько лет до неё. Одна из общих подробностей, которые мы открыли в своих новых биографиях.
Я представляю себе, что существуют хронисты других уничтоженных историй.
Мы ежедневно открываем в себе старые миры и поддерживаем их при жизни или уничтожаем в холоде ненависти. Мы свои собственные судьи и палачи. Снимаем обвинения или приговариваем к смерти. То, что приходит снаружи, не имеет решающего влияния на нашу судьбу.
Всесожжение победит нас в конце концов, но это не оправдывает ни страха, ни безразличия. Не объясняет того, что мы закрываем глаза на первые признаки упадка. Пока держим бразды правления в собственных руках, мы можем плыть везде, даже в сердце тьмы.
Я представляю себе, что даже там мы найдём белый свет.
Другого не будет
День, когда настал конец света, был солнечным и теплым. Погода в горах всё лето стояла хорошая. Помню, после пробуждения я долго смотрел из окна пансионата на зеленую стену сосен, растущих на склоне Корыни, которые купались в солнечном сиянии, а тишину августовского утра нарушало жужжание насекомых. Временами из близлежащего леса доносились крики птиц, что кружили над болотом. В этот день на рассвете произошло что-то страшное. Те, кто выжил, видели это собственными глазами, или чаще всего, как я, на экране телевизора. Однако событие оказалось не таким зрелищным, как предсказывала Библия.