Всесожжение

Приходит момент, когда мы должны разделиться. Это уже сделала разведка рапторов. Шестьдесят под моим командованием бегут дальше, по направлению к Сигарду, остальные поворачивают на запад, чтобы окружить Замок и найти врага на Перевале Тюльпанов. Только что пришли автоматические уведомления о гибели Сукера и его людей. Я стискиваю зубы, но утешаю себя мыслью, что они дали нам достаточно времени, детонировав бомбу возле выхода из туннеля и на время перегородив дорогу двухтысячной армии. Подразделение под командованием сержанта Хербста и капрала Холдена пропадает с поля зрения и несётся во весь опор к мосту. Мы бежим вверх, перед нами не более четверти часа пути. Рапторы уже докладывают, что кое-что заметили. Руководящий ими поручик Савиц выполняет окружающий манёвр. В ушах я слышу нарастающий гул крови. Чувствовать значит жить. Я ещё никогда не встречал человека, который был бы полностью бодрствующим. Как бы я мог посмотреть ему в глаза?

Что-то не так. У меня чувство, что я руковожу людьми, которые уже умирали на моих глазах. Фирстенберг слишком чёткий, как старая грёбаная голограмма, и я не могу избавиться от ощущения, что если бы прикоснулся к его поджаренному косинусу, то рука прошла бы насквозь. Мозг воспроизводит сохранённые в памяти секвенции, он сошёл с ума под влиянием френической атаки. А может, и нет. Может, он просто остался нетронутым и теперь так отчаянно защищает себя от распада окружающей действительности? Сука! Мать твою! Я не понимаю, что происходит!

Сейчас пойдут выстрелы с того холма, с Малой Башни. Парень передо мной получит пулю между пластинами брони, просто в горло. Остальные ползут по скалам. Капрал Сизмор сейчас скажет, что, должно быть, мы близко к цели.

– Должно быть, мы близко! – кричит он через коммуникатор. – Они пропустили рапторов, чтобы дождаться основных сил.

В который это раз? В который?! Я отвечаю, отдаю приказы, посылаю людей в V-скелетах по направлению к снайперам. И задерживаю дыхание, будто не знаю исхода этой миссии. По Малой Башне проходит судорога молний, снайперский обстрел прекращается. Я не жду доклада Сизмора, мы встаём и мчимся дальше на юго-восток. Рапторов только что атаковало большое подразделение пехоты, они продержатся не больше пары минут. Мы должны подоспеть до того, как они истекут кровью. Только тогда у нас будет шанс подойти достаточно близко к цели. Внизу заметно колонну повстанцев, которая ползёт в узком, извилистом ущелье Иеремии.

Два металлических шара находятся на расстоянии полукилометра друг от друга – один из них в центре ущелья, второй только что скрылся в тени скалы. Башни транспортёров начинают стрелять в нас, как будто у них нескончаемый запас вооружения. С танков вылетают первые снаряды, пока что удивительно неточные. Командование Саранчи не ожидало, что мы зайдём так далеко, хотя мы и играем свои роли уже в энный раз, запутавшись в металлическом послесвечении. Мы стреляем вниз всем, что осталось под рукой. Летят маточники, ёмкости с газом, последние гранаты. На краю оврага догорает наша разведка. Савиц спрыгивает с пятидесяти метров, чтобы перед смертью причинить как можно больший ущерб, но я знаю, что финт не сработает. Не срабатывает, не сработал и никогда не сработает.

Картинка размазывается, а сила френического удара отбрасывает нас дальше в прошлое. Мы выбегаем из Замка после бойни с первой группой зомби. Металлические подошвы бронеформы давят мертвые тела, оторванные головы с треском лопаются, микрофоны отвратительно усиливают этот звук, у меня из носа бежит струйка крови. Система поддержки жизнеобеспечения V-скелета воет, как сумасшедшая. Я получил дозу излучения, которую бронеформа не может отразить. Не хватило цветов на шкале.

Внутри экзоскелета идет отчаянная борьба, клетки тела стараются исправить повреждённые оболочки и разорванные хромосомы, весь организм изрыгает энзимы, медленно превращаясь в хлюпающее дерьмо. В первую очередь сдастся лимфа, яички и костный мозг, потом эпителий желудка и кишечника, кожа, соединительные ткани, чуть позже не выдержит печень, поджелудочная железа, почки и нервная система, в самом конце мозг и мышцы. У нас пара часов, чтобы начать восстановление – но какие, сука, пару часов?! Что такое час в безвременьи?! Поле трупов растворяется в темноте, одна иллюзия уступает место другой.

Я пытаюсь вспомнить, как гелевый сплав реагирует на гамма-излучение и потоки нейтронов. Выносливее ли он человеческого мозга, будет ли работать в колыбели аж до полного уничтожения структуры? Какой это гелевый сплав? Я теряю ориентацию, глядя на волнующееся за бортом тёмно-синее море, на колыхающегося на волнах альбатроса. Откуда тут взялся этот чёртов альбатрос? А парень в песочной футболке поло – мой брат? Загорелые щёки и ослепительная улыбка любителя сетевого солитёра для идиотов. Я моргаю – какой гелевый сплав?