Когда Лиззи ушла, я тут же представил, как проведу тихий, спокойный вечер в кресле возле камина, с книгой в руках, под музыку Генделя. Но вместо этого мой желудок был полон теплой водки, и квартира казалась такой же маленькой и ничтожной, как я сам.
– Да, Фэнси, – сказал я. – Выхожу, скоро увидимся.
Дариен, Коннектикут
(1982)
Мои друзья выгнали меня из группы. За то, что я стал невыносим.
Мы начинали с кавер-версий Clash, Sex Pistols и Voidoids, но в последний год стали писать свои хардкор-панковые песни. Например, «Hit Squad for God»[162]
, «Housewives on Valium»[163] или «Wonder Bread»[164] – о белом хлебе, которым отравился целый город, а потом его стали использовать как строительный материал.В последние несколько месяцев я срывал репетиции Vatican Commandos, ругал музыку, которую мы играли, оскорблял Джима, Чипа и Джона. Я был несносен с ними. И совершенно не понимал, почему вел себя как невыносимый идиот.
За этот год я организовал еще две группы: AWOL[165]
и Image. С AWOL мне лучше всего удалось добиться звучания как у Joy Division. А Image я собрал только для того, чтобы побольше времени проводить с Сарой, красивой вокалисткой: она мне нравилась. Я любил эти проекты, но большую часть времени уделял Vatican Commandos.Каплей, переполнившей чашу терпения моих друзей, стал инцидент на конкурсе «Битва групп», который проходил в кафетерии старшей школы Дариена. Я опоздал, оделся не так, как подобает панк-рокеру, а так, чтобы выглядеть клоуном. На мне были ярко-синие штаны, желтый вязаный жилет поверх розовой футболки и пушистые тапочки. Я нарочно играл плохо, а после концерта сразу ушел, оставив за сценой свое оборудование. Поэтому Джиму, Чипу и Джону пришлось заботиться о моих гитаре и усилителе.
Мои друзья выгнали меня из группы. За то, что я стал невыносим.
На следующий день Джим позвонил и сказал, что общим голосованием группы я из нее исключен. И добавил:
– Приходи и забирай свои инструменты, иначе я оставлю их на улице.
Я знал Джима и Чипа с восьмого класса, в Джона – с десятого. Мы вместе ездили в Нью-Йорк – за пластинками и на концерты Talking Heads и Black Flag. Последние два года мы почти все время были вместе – сочиняли музыку, говорили о музыке, спорили о том, как играть музыку. Они были моими лучшими друзьями. А я стал отталкивать их. И не знал почему.
Я взял мамин седан «Шевроле Шеветт» и поехал к Джиму за гитарой и усилителем. Он сидел на диване в компании своих братьев и смотрел телевизор.
– Твоя аппаратура на улице, – сказал он, не отводя взгляда от экрана.
Я затащил усилитель в машину. Гитару положил на заднее сиденье. Нужно было вести себя достойно, поэтому пришлось вернуться в дом.
– Джим, – сказал я, стоя в дверях комнаты, – хочу извиниться за то, что не забрал вчера оборудование.
– Ладно, Моби, – равнодушно ответил он, даже не повернувшись в мою сторону. Я надеялся, что он примет мои извинения и пожмет мне руку. Или спросит, почему я стал плохим другом. В общем, даст понять, что наши отношения не разорваны, все еще можно исправить.
Он смотрел телевизор.
– Ты еще тут? – оскорбительным тоном спросил меня его старший брат Майк.
– Ладно, увидимся, Джим, – тихо сказал я. И ушел.
Вернувшись домой, я позвонил Джону. Он был старше и умнее, чем Джим. Во мне теплилась надежда на то, что он захочет со мной поговорить.
– Джон?
– А, привет, Моби.
– Кажется, Джим на меня зол.
– Ну, вчера ты повел себя как козел.
– Понимаю.
– Что происходит?
Ответа у меня не было.
– Я не знаю.
Он ничего не сказал, молчал.
– Джон?..
Он не издавал ни звука.
– Ладно, мне пора, – выдавил я из себя. – Надеюсь, мы все еще друзья.
Он засмеялся и положил трубку.
На следующий день я попал в пробку на шоссе I-95 и увидел на заднем бампере машины впереди множество наклеек с разными высказываниями. «Полегче на поворотах!», «Живем один раз», «Не спи – замерзнешь!» – и все такое. Но одна прочитанная фраза запала мне в душу – «Поврежденные люди вредят людям». Смысл этих неказистых слов заключался в том, что те, кому причинили боль, склонны причинять боль другим.
Это знание, неожиданно понял я, скрытно и вопреки моей воле вело меня к разрыву с Джимом, Чипом и Джоном.
Да, я все понял.
Подсознание диктовало мне: «Рано или поздно кто-то из твоих друзей будет сильно травмирован. От этого не уйти, такова жизнь! И тогда он начнет причинять тебе боль! Все они люди, а ты уже много раз убедился, что людям доверять нельзя». Мои друзья не сделали мне ничего плохого, но глубоко внутри меня таилась уверенность: они могут это сделать. Сделают рано или поздно. И я должен был их оттолкнуть, прежде чем они мне навредят.
Вот таким образом исказился мой внутренний мир. Мне было семнадцать лет.