Вспомнить всё

– Хватит, – оборвала его Сара. – Не нужны мне все эти подробности. Делайте, что задумали… или не делайте, если вдруг расхотелось.

Скованный страхом, Пуль кое-как вставил кисти в перчатки для работы с прецизионным инструментом и вооружился крохотным, тонким скальпелем бритвенной остроты.

– Я собираюсь всего-навсего перерезать ленту, встроенную мне в грудь, только и всего, – сказал он, не сводя глаз с увеличительного экрана.

Скальпель в руке заметно дрожал.

«Секунда, и делу конец, – подумал Пуль. – Все будет кончено… хотя при желании, если вдруг передумаю, разрез вполне можно и запаять. Успею: времени у меня минимум полчаса».

С этими мыслями он полоснул скальпелем по перфорированной полоске лавсана.

– И ничего не произошло, – прошептала сжавшаяся в комок Сара, не сводя с него глаз.

– У меня еще тридцать, а то и сорок минут.

Вынув руки из перчаток, Пуль снова уселся к столу. Дрожь в собственном голосе от него не укрылась… а значит, ее, вне всяких сомнений, заметила и Сара. Сообразив, что встревожил ее, Пуль неожиданно разозлился – разозлился на себя самого.

– Прости, – вопреки всякой логике пожелав извиниться, заговорил он. – Наверное, тебе лучше уйти.

Охваченный нарастающей паникой, он вскочил на ноги, и Сара – машинально, будто подражая ему – поднялась из-за стола тоже. Испугалась она не на шутку: пухлое тело ее дрожало, сотрясалось, как студень.

– Уходи, – глухо велел ей Пуль. – Ступай на службу. Твое место там… как, впрочем, и мое.

«Не смогу, – подумал он. – Не вытерплю. Спаяю ленту немедленно».

Потянувшись к перчаткам, он сунул в раструбы трясущиеся, онемевшие пальцы, устремил взгляд на экран… и увидел, как конец ленты исчезает под краем считывающей головки, озаренной лучом фотоэлектрического элемента.

«Поздно, – с ужасом констатировал он. – Сделанного не воротишь. Ну, Господи, помоги! Катушки завертелись быстрее, чем я думал, а значит, сейчас…»

Перед глазами замелькали яблоки, булыжные мостовые, зебры. В лицо дохнуло теплом, к щеке прильнул гладкий, прохладный шелк, к ногам с тихим плеском, с шипением подкатила морская волна, северный ветер невероятной силы ударил в спину, словно подталкивая к неведомой цели. На миг заполнившие собой все вокруг, Сара с Дэнсменом растворились в огнях ночного Нью-Йорка, в тучах бороздящих звездное небо пиромобилей… Ночь… День… Ливни… Сушь… Вкус масла, тающего на языке, увлек за собой лавину самых жутких вкусов и запахов, горечи ядов, лимона, летней травы… Пуль падал, тонул, лежал в объятиях женщины на огромной кровати, застланной белыми простынями и в то же время пронзительно звеневшей, терзавшей уши тревожным сигналом неисправного лифта в одном из древних, обветшавших отелей старого города. «Я живу… жил… не буду жить никогда», – подумал Пуль, и следом за этой мыслью в голову хлынули все слова, все звуки на свете вплоть до жужжания, до шороха лапок бесчисленных насекомых, а сам Пуль наполовину слился с хитросплетением гомеостатической электроники, установленной где-то в лабораториях «Три-Плана».

Тут ему захотелось кое-что сказать Саре, и Пуль раскрыл было рот в попытке произнести определенную фразу, выбрать из необъятной массы слов – ослепляющих, опаляющих разум многозначностью слов – нужные…

Язык и нёбо обожгло, как огнем. Почему?

Замершая в углу Сара Бентон открыла глаза. Из полуоткрытого рта Пуля струился вверх, к потолку, синеватый дымок. Еще миг, и роби рухнул на четвереньки, а затем распростерся ничком посреди комнаты, точно кукла-марионетка, отпущенная кукловодом. «Мертв»… даже издали видно: «мертв».

«И вправду покончил с собой, – подумала Сара. – А боли никакой не почувствовал: сам так сказал. Но если и почувствовал, то разве что самую малость. Ладно. Как бы там ни было, ему конец. Надо бы мистеру Дэнсмену позвонить, сообщить обо всем».

По-прежнему дрожа, Сара пересекла комнату, подошла к видеофону, сняла трубку и по памяти набрала номер Дэнсмена.

«Думал, я – один из раздражителей с его ленты реальности, – мысленно ворчала она. – Думал, с его „смертью“ я тоже умру. Странное дело… с чего ему пришли в голову такие фантазии? Он же реального мира не видел ни разу, „жил“ в мире собственном, электронном… вот жуть-то, а?»

– Мистер Дэнсмен, – заговорила она, как только ее соединили с кабинетом Дэнсмена, – Пулю конец. Он покончил с собой… перегорел на моих глазах. Вам бы сюда приехать…

– То есть мы наконец избавились от этого муравья.

– Точно. Ну, не чудесно ли?

– Пришлю за ним пару работников из мастерских, – решил Дэнсмен, бросив взгляд за спину Сары, в сторону Пуля, лежащего ничком возле кухонного стола. – А ты отправляйся домой, отдохни. Должно быть, после такой ночки совсем с ног валишься.

– Уж это точно, – подтвердила Сара. – Спасибо вам, мистер Дэнсмен.

Повесив трубку, она бессмысленно уставилась на погасший экран…

И тут заметила кое-что новенькое.

«Что это у меня с руками? – удивилась она, подняв перед собою ладони. – Почему ладони стали прозрачными?»

И не только ладони – стены комнаты тоже.