Встречь солнцу. Век XVI—XVII

— Да хватит тебе, Кузьма, — урезонил разошедшегося казака Никодим. — Насел на мальца ни за что ни про что. Поживёт с наше, тогда и спрос с него другой будет. Кажись, не заметили нас, а?

— Дал бы бог, — перекрестился Кузьма. — Может, отсидимся... И куда это они собрались? Уж не к острогу ли нашему дорожку торят? Козыревский вон тоже камчадалов изоруженных в тундре встретил. Ещё кричал нам об этом, когда мы от крепости отчаливали... Вот будет заваруха, если камчадалы с курильцами стакнутся и на нас пойти умыслят.

— Ну, крепость им не по зубам, — уверенно сказал Никодим. — Ярыгин так пуганёт их из затинной пищали, что у них мозги быстро на место станут. Они голосок этой боярыни ещё не слыхивали.

— А всё же надо как-то извернуться, предупредить наших. Вот с ними, с яйцами. Как стемнеется, вытряхнем баты и пойдём налегке в крепость.

— Пожалуй, что так лучше, — согласился Никодим. Высунувшись из травы, он тут же упал обратно, потерянно выдохнул: — Ну вот, только этого и не хватало.

— Что там? — вскинулся Кузьма.

— Углядели нас, окаянные. Озеро окружают.

Кузьма, а за ним и Семейка тоже высунулись из травы, да так и замерли. Курильцы вперебежку рассыпались вокруг озера. Часть их заняла исток реки, и теперь из озера на батах нельзя было выбраться. Если со стороны кошки до островка, на котором они отсиживались, было по прямой саженей двести и оттуда им не грозила опасность, то со стороны тундры до островка не насчитывалось и ста саженей, и стрела из хорошо натянутого лука вполне могла достать их стоянку. Казаки могли бы ещё успеть прыгнуть в бат, достичь берега и метнуться в тундру, пока кольцо окружения не замкнулось вокруг озера. Однако в тундре им пришлось бы ещё хуже. Местные жители такие хорошие ходоки и бегуны, что уйти казакам от них не удалось бы, и они сразу отбросили эту возможность, решив отсиживаться на островке, благо у курильцев, кажется, не было лодок и они не могли пойти на приступ по воде.

— Что же это такое? Война, что ли? Тьфу, тьфу, — крестил сивую бороду Кузьма. — Их тут сотни с полторы, не меньше. Вот ведь напасть какая! До сих пор сидели тутошние племена на своих реках смирно, не в пример чукчам да корякам. И на тебе! Тоже зашевелились.

Всякие сомнения относительно намерений курильцев отпали, едва они оцепили озеро. На островок со стороны тундры посыпались стрелы, и казаки вынуждены были искать укромное место. Небольшой холмик, под защиту которого они переползли, надёжно отгородил их от стрел. Для верности они вытряхнули яйца из недогруженного бата, перетащили его к холму и прятались под ним, когда стрелы падали особенно густо. За ружья казаки даже не брались, берегли заряды. Они надеялись, что, поистратив стрелы, курильцы уйдут.

Уже наплывали сумерки, когда казаки разглядели, что к озеру по реке приближается кожаная байдара, полная вооружённых курильцев.

— Ну вот, думали, им к острову не подобраться, а они где-то байдару разыскали, — встревожился Никодим, берясь за ружьё.

— Подпустим поближе, чтобы бить наверняка, — сказал Кузьма. — Не то, пока перезаряжаем, они успеют на островок выскочить.

Когда байдара была саженях в двадцати от островка, курильцы прекратили обстрел казаков, опасаясь задеть своих. Казаки, воспользовавшись этим, переползли по траве к тому концу острова, куда правили гребцы, сидящие в байдаре. Выставив из-за кочек стволы пищалей, казаки замерли, словно слились с землёй. Семейке дали саблю и тяжёлый пистоль с длинным стволом. Положив ствол пистоля на кочку, он обеими руками вцепился в его рукоять, чувствуя, как от напряжения немеют пальцы. Стрелять Семейка умел — научил отец, — однако ни в одной стычке с неприятелем он ещё не побывал, и от возбуждения его била мелкая дрожь. По рукам и лицу его ползали муравьи: кочка, на которую он положил ствол пистоля, оказалась муравейником, но Семейка стоически переносил их укусы, боясь неосторожным движением выдать засаду.

На воинах и гребцах были распашные кафтаны, сшитые из гагарьих шкурок, снятых вместе с перьями. Тёплая, лёгкая и прочная эта одежда славилась у жителей Курильской Лопатки. Штаны из рыбьих кож и нерпичьи шапки дополняли их наряд. У воинов были большие окладистые бороды, которые так отличают курильцев от жидкобородых камчадалов. Именно за обильную волосатость казаки прозвали жителей камчатской Лопатки «мохнатыми курильцами». В ушах воинов поблескивали серебряные кольца, губы их посередине были выкрашены чёрной краской. На руках гребцов Семейка разглядел татуировку. Несколько курильцев оказались без шапок, и казакам были видны их обритые спереди головы. На затылке же волосы, наоборот, были длинны и спадали на плечи. Держа копья наперевес, курильцы готовились выскочить на берег. Семейка насчитал в байдаре двадцать семь человек.

Казаки подпустили байдару саженей на десять, как раз на такое расстояние, когда свинцовая сечка бьёт наверняка и хорошо рассеивается...

— Пора! — сказал побелевшими губами Кузьма, и пищали разом грохнули, разорвав мёртвую тишину над озером.