С истошным надоедливым визгом над костром носилась большая красноглазая чайка. Она кружилась, стелилась почти по самой земле, едва не задевая крыльями казаков. Должно быть, здесь, возле костра, было её гнездо.
— Плачет, что разорили её дом, — сказал Семейка, вытирая измазанные яичным желтком пальцы о траву. — Снесёт новые яйца, и будет её горю конец.
— То верно, — охотно поддержал разговор Кузьма, ставя на костёр чайник со свежей водой. — Разорили мы её соломенный домишко. Так жизнь устроена. Всем желудок набивать надо, иначе помрёшь. Вот и тащат, кто у кого что может. Камчадалы — у зверей и птиц яйца да детёнышей отбирают. Мы у камчадалов соболей имаем. На самих нас приказчики сидят, а на тех — якутские воеводы. Так оно и тянется: воеводы под приказным судьёй гнутся, а тот — под царём. Всем на зуб мясца положить надо, иначе помрёшь.
— Истинно так, — подтвердил Никодим, — кто ниже, у того и похлёбка жиже. Нам на Камчатке ещё повезло. Воли тут намного больше, чем на Москве либо в новой господаревой столице, в Санкт — тьфу, язык сломаешь! — Питербурхе этом. Там людишкам нашего сословия не жизнь, а сплошная погибель. Утекли мы оттудова — тут нас в казаки записали. Хоть и по разряду пеших, а всё ж на государевом жалованье. Грех бога гневить, живём сытнее многих людей русских... Вот сложим эти яйца в ледник — и будет казакам на всю зиму лакомство... Ледник-то ты, Кузьма, хорошо проверил?
— Своими глазами всё обсмотрел.
— Не подтаял лёд?
— Да нет вроде. Холодно там — хоть ушанку надевай.
Прошлым летом крепостные казаки заметили, будто возле острога на тундре бугор вспучился и земля на нём растрескалась. Копнули тот бугор, а в бугре лёд оказался. Так и явилась у казаков мысль в бугре ледник устроить. Подземная коврига льда уходила неведомо на какую глубину и не таяла даже в самую большую жару. В ней и пробили хранилище для съестных припасов. Круглый год у казаков было свежее мясо, рыба, яйца. Это почти избавило их от необходимости выпаривать морскую соль, на весь острог хватало теперь пяти-шести кулей.
Об этом леднике казаки и вели разговор. Кузьма посетовал, что прошлым летом мало рыбы в ледник заложили, нынче надо не полениться, заморозить пудов с пятьдесят. Уж больно хороша к чаю строганина из свежей чавычи да кеты.
На костре забурлил, заклокотал, звякая крышкой, вместительный чайник. Семейка заварил кипяток курильским чаем — мелко нарезанными сушёными листьями лапчатки, душистой и вяжущей язык, словно настоящий чай. Казаки охотно подставили кружки под носик чайника. Чай пили вприкуску с кругленькими конфетками, приготовленными из сахарной травы.
После чаепития снова приступили к сбору и укладке яиц. Не обобрали и половину островка, а второй бат уже был загружен — больше некуда. Они рассчитывали закончить с промыслом до наступления сумерек, чтобы утром, переночевав на островке, до солнышка отправиться в обратный путь. Вести против течения тяжелогружёные баты было неизмеримо труднее, и в крепость без ночёвки в пути добирались за день только те, кто выходил с устья ранним утром.
Семейка работал быстро, не разгибая спины, но осторожно, чтобы не побить яйца. Он успевал укладывать добычу прежде, чем казаки подносили в подолах кафтанов новую партию собранных яиц.
Смахнув со лба пот, застилавший глаза, он кинул взгляд на низкое большое солнце, скатывавшееся за песчаную кошку, отделявшую озеро от моря. И вдруг удивлённо выпрямился. Кошка была полна людей в птичьих одеждах. Они поднимались со стороны моря на песчаный гребень и разглядывали островок. В руках у них Семейка заметил копья и чекуши. Смутно почувствовав угрозу, исходившую от этих людей, он крикнул Никодиму с Кузьмой, чтобы обернулись в сторону моря. Оба казака подходили к костру, придерживая гружёные полы кафтанов. Посмотрев, куда указывал Семейка, они выронили поклажу и юркнули в траву.
— Хоронись, балда! — прошипел Кузьма, пригрозив Семейке кулаком из травы. — Курильские воины!
Поняв, что случилось что-то из ряда вон выходящее, подросток скрылся в траве и пополз к казакам.
— Дурень! — сказал ему Кузьма, когда Семейка устроился рядом. — Не видишь разве, что у этих молодцов на горбу никакой клади нет, кроме оружия? Нетрудно смекнуть, что курильские мужики вышли на лихой промысел. Только б не заметили нас. Костёр-то не дымит?
— Давно погас... Да разве они осмелятся напасть на нас?
— Когда такая куча изоруженных мужиков шляется без дела по тундре, тут не то что нам, казакам, тут самому господу богу надо ховаться поукромней, покуда ему красную юшку из носу не пустили.
— Пальнуть в них из пищали... — начал было Семейка, но тут Кузьма так свирепо глянул на него, что он тут же прикусил язык.
— Пальнуть! — уничтожающе передразнил Семейку казак. — Они тебя так пальнут — кишки потом полверсты собирать будешь. Будь нас человек десять, да кольчуги на плечах — тут мы разговор другой повели бы... Ну, пальнём мы раза три, а они тем временем изрешетят нас стрелами.