Вторая попытка

Ну-ка мечи стаканы на стол,Ну-ка мечи стаканы на стол,Ну-ка мечи стаканы на столИ прочую посуду…Все говорят, что пить нельзя,Все говорят, что пить нельзя,Все говорят, что пить нельзя,Я говорю, что буду!

– Что, больше конкретики не будет? – обратился генерал Анветангян к старлею Заргаряну, морщась от пронзительных звуков какого-то неслыханного им доселе инструмента.

– Это ирландская волынка, товарищ генерал, – радостно объяснил адъютант, словно знание того, что именно тебя терзает, уменьшает страдания.

– Заргарян, ты что, опьянел? Я о чем тебя спросил?

– Никак нет, товарищ генерал. Трезв, как стеклышко. А насчет конкретики, так это смотря, что ею считать. По мне, так все в этой песне просто дышит конкретикой…

Рано с утра, пока темно,Пока темно, пока темно,Рано с утра, пока темноИ мир лежит в постели,Чтобы понять, куда идти,Чтобы понять, зачем идти,Без колебаний прими сто граммИ ты достигнешь цели!

Ну-ка мечи стаканы на стол,Ну-ка мечи стаканы на стол,Ну-ка мечи стаканы на столИ прочую посуду…Все говорят, что пить нельзя,Все говорят, что пить нельзя,Все говорят, что пить нельзя,Я говорю, что буду!

– Да уж, куда конкретнее – с утра нажраться[241], – изрек Тандоев. – Это что, гимн русских алкашей?

– Скорее уж ирландских, раз волынка ирландская, – заметил скептически подполковник Мирумян.

– Ты считаешь, что русские алкаши должны петь под балалайку? – возразил майор.

– В крайнем случае – под гармошку, – поддержал подполковника старлей.

Я не хотел тянуть баржу,Поэтому я хожу-брожу.Если дойду до конца земли,Пойду бродить по морю.Если сломается аппарат,Стану пиратом и буду рад,Без колебаний пропью линкор,Но флот не опозорю!

– Ну да как же – гимн ирландских алкашей! – торжествовал, лучась отборным чекистским сарказмом, майор Тандоев. – Это какому ирландскому пьянице может прийти в голову пропить целый линкор? Воображения не хватит! А русскому забулдыге – запросто! Он все предметы оценивает именно с этой точки зрения: можно тот или иной продать и пропить, или никто не купит…

– Тем более, что у Ирландии нет линкоров, – взял сторону майора генерал-майор.

– Интересно, кому это русский алкоголик может продать линкор? – задался язвительным вопросом подполковник Мирумян. – Вьетнамцам, которые по уши у нас в долгах? Или египетским арабам, которые еще за 67-й год с нами за технику не расплатились?

Действительно, задумались чекисты – кому? В результате сколь оживленного, столь и быстротечного обсуждения пришли к выводу, что, кроме как Индии, некому…

– Да, но они поют, что пропьет без колебаний, – не сдавался Мирумян, – а индийцы без колебаний и торга не купят…

– Много ты знаешь русских алкашей! Да он им такую цену предложит, что у них даже карманных денег на линкор хватит, – стоял на своем Тандоев.

– Остается всего ничего, – рассмеялся Заргарян. – Понять, каким образом можно, пропив линкор, не опозорить флот?

– Но он же без знамен его продаст, – начал было возражать Тандоев, но тут гимн то ли русских, то ли ирландских алкашей закончился и публика разразилась такими энергичными рукоплесканиями и свистом, словно вознамерилась компенсировать прохладцу приема предыдущей песни.

– Ladies and gentlemen, – воззвал Шустрик в микрофон, поднимая бокал с шампанским, – to your health! Watch your step damn it![242] – Выпил, хватил бокалом об пол сцены, улыбнулся, объявил: – А теперь – сюрприз! А коль сюрприз, значит, последняя песня, апофеоз!

Ударник отстучал положенное количество ударов палочкой об палочку, но сам в игру вступать не стал, предоставив это сделать двум акустическим гитарам, какому-то средневековому инструменту типа мандолины и примкнувшему к ним чуть погодя струнному октету. Дирижировала струнными всё та же, не раз упомянутая, всесоюзная знаменитость, что уже было сюрпризом. Но когда на сцену вышла исполнительница, которую не сразу узнали, поскольку одета она была не в привычное шикарное вечернее платье или сценический костюм оперной героини, а в обыкновенные джинсы, цветастое пончо и ковбойскую шляпу, то предыдущий сюрприз показался просто приятной мелочью в сравнении с шоком восторга, охватившим публику. Даже тренированная нервная система сотрудников КГБ дала сбой.

– Это же… это же… это же… что же это… – тараща на исполнительницу глаза, забуксовал на месте генерал Анветангян.