Два генерала вошли в свой sancta sanctorum аккурат к окончанию его обыска их личными адъютантами. Обыскивались, естественно, насчет подслушивающих устройств – не диверсантов же. Хотя прожженные профессионалы поискали бы на всякий случай и диверсантов – мало ли…
Докладов о благополучном состоянии комнаты по части отсутствия электронных насекомых не последовало: на нет ни суда нет, ни раппорта не полагается. Зачем зря воздух сотрясать?
Высоких гостей дожидался уютно потрескивающий камин, изящный антикварный столик, уставленный штатной закуской и выпивкой. И, разумеется, два глубоких кресла – тоже отнюдь не современной выделки. Вместо свечей в бронзовых подсвечниках, – хитроумный светильник, оставляющий в тени лица собеседников с их не подлежащими разглашению мыслями, но зато ясно подчеркивающий сопроводительный антураж – коньяк, кофе, фрукты, сыр, оливки и прочие дары зимней природы.
Первая рюмка в подобных случаях пьется с кратким и исчерпывающим тостом (Անշառ[252]). Все последующие, кроме последней, молча, вразнобой, редко залпом…
Выпили, закусили, закурили. Приглашающая сторона в лице генерала Астарова не стала терять времени зря. Включила рацию, скомандовала адъютанту: запускай Моцарта, Пименов…
Вместо ожидаемого Анветангяном Вольфганга Амадея в комнату вошел тот самый очкастый тип, что провел в ресторане за одним столиком с Астаровым весь вечер.
– Беспалов, алкаш, планкаш, музыкальный критик и теоретик, – дала немедленную справку профессиональная память Анветангяна.
– Не удивляйся, Арто-джан. Сейчас Саша споет нам одну очень интересную песенку и пойдет спать, правда Саша?..
Саша окинул недоуменным взглядом стол, полный выпивки и закуски и, не сменяя выражения лица, уставился на Астарова. Дескать, как это понимать – «уйдет спать», когда не всё, что можно выпить, выпито, и не всё, что можно съесть… Хотя хрен с ней со жратвой… А, товарищ генерал? Потрудитесь объяснить своему верному консультанту по музыкальной части!
– Уйдет спать в соседний кабинет, там накрыто, – как бы продолжил свою реплику гроза местных диссидентов.
– А-а! – просветлел ликом консультант. – Так бы сразу и сказали, без этих долбанных гэбэшных эмфаз и коварных чекистских синкоп.
Вслух же произнес:
– А, ну это я по-быстрому сейчас вам сбацаю. Песенка недлинная, к тому же с одной-единственной гитарой вместо рок-группы, особенно не поаранжируешь. В смысле – поаранжирируешь…
И сбацал. Примерно следующее:
Если поначалу песни Беспалов проявлял исполнительскую индифферентность, даже остраненность, то к концу второго куплета успел так основательно вжиться в содержание, что припев исполнил уже с явным расчетом на «бис».
– Достаточно, Саша. Мы всё поняли. Можешь идти отдыхать, заслужил…
Музыкальный консультант нехотя прервался – только-только, что называется, драйв поймал, и на тебе – «в коммуне мы уже, уже нам остановка», – встал, молча поклонился и направился к выходу.
– Один вопрос, уважаемый Александр Терентьевич, – остановил его контрразведчик.
– Ну? – не слишком вежливо полуобернулся Беспалов, позабыв, а скорее всего намеренно не удивившись тому, что вальяжный незнакомец в штатском знает его по отчеству.
– Где вы эту отвратительную песенку слышали?
– На репетиции в школе, в которой учиться этот ваш феномен…
– При скоплении школьников?
– Частичном. Не более полутысячи у друг дружки на головах. Не считая преподавательского состава… Хотя репетировали-то они с четырех до шести, когда в школе уже никого быть не должно, но – слухи, слухи, плюс наша прискорбная нищета по части современной музыки. Многие старшеклассники как бы ненароком задержались в стенах родной школы…
– И что самое интересное: в школе они совсем другое репетировали, не то, что исполнили сегодня в ресторане, – заметил со своей стороны Астаров.