Вторая попытка

– Այ քեզ խայտառակություն[164], – пробормотал третий-лишний, отключаясь от линии и удрученно закуривая. До конца смены оставалось еще добрых два часа. В ушах привычно зудело от наушников – их хотелось освободить и проветрить. И наушники, и уши. Но – не тут-то было. Пропустить звонок директрисе школы от профессора Гахапарова – одного из долгожителей белой книги неблагонадежности – было бы служебным преступлением. Так что терпите, уши! Осведомляйте, наушники!

– Арпик Никаноровна? Добрый вечер. Узнали? Разумеется, нет. Профессор Гахапаров беспокоит…

– Виктор Петрович?! Здравствуйте! Вот уж никак не ожидала!..

– И я не ожидал… Не ожидал, что мне самому придется звонить своей любимой студентке. Надеялся, что уж кто-кто, но Арпиша Ванунц[165] не забудет о своем преподавателе, позвонит, поведает, поделится, посоветуется…

Видимо, зря надеялся…

– Виктор Петрович, я вас не понимаю.

– Бросьте! Прекрасно вы все понимаете! Это я не понимаю, никак в толк не возьму: почему о вашем феноменальном ученике я должен узнавать из третьих рук? Почему его работы должны попадать ко мне в списках, грешащих неточностями и купюрами? Наконец, почему вы до сих пор не обратились ко мне за советом и помощью насчет будущего этого удивительного мальчика?

– А, вы о Брамфатурове, – в голосе абонента к радости понимания, наложившейся поверх стыда смущения – наконец-то стало ясно, о чем речь, – примешалась ощутимая нотка разочарования и тревоги. – С этим вундеркиндом не так все просто, Виктор Петрович. Вам известно о его попытке перейти… о его выходке?

– Просто бывает только с зубрилами-карьеристами, Арпиша. С вами, между прочим, тоже было непросто, если помните… А насчет его попытки улизнуть из социалистического рая я осведомлен. Причем из источников заслуживающих доверия…

– Догадываюсь, из каких…

– Не угадали, Арпик Никаноровна. Из тех, о которых вы догадываетесь, я получил только несколько плохих копий его сочинений. А упомянутые мною источники вещают в эфире, причем исключительно для нас с вами…

– А, поняла. Ну вот, видите, Виктор Петрович, как с ним все сложно! Именно поэтому я вас и не беспокоила, не хотела втягивать в эту сомнительную ситуацию…

– Сомнительной эту ситуацию делает только наша косность и душевная лень. Лично я ничего сомнительного в ней не вижу. Все предельно ясно и понятно. Есть мальчик с феноменальными способностями, и есть взрослые люди, которые не желают замечать эти способности, но сосредотачивают свое внимание на всяких пустяках!

– К вашему сведению, дорогой Виктор Петрович, у меня с этими пустяками возникло много неприятностей. Впрочем, это не телефонный разговор, сами понимаете…

– Не понимаю, и понимать не желаю! Что за холопство – бояться говорить то, что считаешь нужным, в собственный телефон! Я отказываюсь следовать правилам игры, навязанным нам этими опричниками. Это они нарушают закон, подслушивая нас, а не я, который в полном согласии с Конституцией, пользуюсь своим правом свободы слова.

Третий-лишний заерзал на стуле, впав в легкое беспокойство от уверенных интонаций профессора. Однако, вспомнив к месту и ко времени, что никаких наказаний в уголовном кодексе за то, чем он в данный момент занимается, не предусмотрено, криво усмехнулся и расслабился…

– Что вы предлагаете, Виктор Петрович?

– Мои предложения я внесу чуть позже, Арпик Никаноровна. Сначала – несколько уточняющих вопросов. Вы готовы отвечать откровенно, невзирая на длинные уши известного нам ведомства?

– Из уважения к вам, Виктор Петрович, в разумных пределах…

– Согласен, Арпиша. Только не забывайте, что философские споры о пределах разума остаются открытыми…

– Ах, Виктор Петрович, вы все тот же! – рассмеялась директриса.

– Не вижу причин меняться… Итак, к делу. Правда ли, что вы осведомлены об его дальнейших планах? Я имею в виду, в какой дисциплине он намерен специализироваться и тому подобное?

– Не только осведомлена о его жизненных планах, но даже и о творческих.

– Прекрасно! Но насколько точны эти сведения?

– Точнее не бывает, Виктор Петрович. Дело в том, что он очень дружен с моей секретаршей: она иногда печатает для него…

– Наш человек в Гаване?

– Нет, что вы, профессор! Ничего такого. Все, что она мне сообщает, она сообщает с его ведома. Ближайшие три года он намерен посвятить «Медному всаднику». Причем первый год, то есть текущий – год накопления материалов. Второй – осмысление и переосмысление. Третий – непосредственное написание работы под названием «Медный всадник. Опыт разночтения»…

– Да, видно, что мальчик не ищет легких путей. «Медный всадник» – один из труднейших текстов – не только у Пушкина, но вообще во всей мировой словесности. Многие известные пушкинисты стараются с этим произведением не связываться, от греха подальше…

– Я тоже советовала ему взять для начала что-нибудь попроще. Знаете, что этот нахальный мальчишка мне ответил? Говорит, досточтимая Арпик Никаноровна, из тех текстов, которые мне действительно интересны, я могу защитить докторскую диссертацию в этой стране только работой о «Медном всаднике», в крайнем случае – о «Мертвых душах»…