Читаем Второй шанс для Кристины. Миру наплевать, выживешь ты или умрешь. Все зависит от тебя полностью

В конце концов я успокоилась после той вспышки в кабинете хозяйки приюта. Вернувшись в реальность, я обнаружила, что сижу на крышке унитаза, обхватив колени. Я специально уселась на унитаз с ногами, чтобы никто не увидел, что я в кабинке, и закрыла дверь на замок, чтобы поплакать в тишине. До сих пор помню то опустошение и полное отсутствие сил. Помню, как мне не хотелось жить, ведь жить так тяжело. Хотелось быть как звезды при дневном свете – продолжать существовать, но чтобы никто меня не видел. Мне не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать – только быть с моей мамой и братишкой. Хотелось снова вернуться в лес, где можно было играть, карабкаться, бегать и плавать. Не знаю, сколько я там просидела. Изредка кто-то из других детей приходил и открывал соседнюю кабинку – тогда я сидела неподвижно, затаив дыхание. Постепенно мозг снова включился. Я попыталась переварить то, что произошло, те слова, что были сказаны. И хотя я высказала все, что действительно думала, хозяйке приюта, все же я понимала, что вот так выходить из себя было не очень умно. Потом я стала размышлять. Должен быть какой-то способ снова увидеть маму. Может, мне убежать? Но забор приюта был слишком высок – не перепрыгнуть, а ворота всегда запирали на замок. Выпускали нас только в школу, которая была неподалеку от приюта. Я могла бы убежать, пока мы были в школе, чтобы никто не заметил. Сидя в кабинке и продумывая план своего побега, я вдруг подумала о Патрике. Я не могла его оставить – мама бы мне этого не простила. Кто позаботится о нем? Я обожала его, разве я могла уйти без него? Он был еще совсем малыш, не мог сам ни далеко бегать, ни думать за себя. Как же мне убежать вместе с ним?

Я расстроилась: мой план не работал. Я не могла сбежать из приюта без Патрика и не могла придумать, как это сделать вместе с ним. Даже если мне удастся выскользнуть из своей комнаты и захватить его, что делать дальше? Можно попытаться украсть ключи – я хорошо умела лазать по карманам. К тому же, можно было попросить других детей, из тех, кому я доверяла, помочь мне. Они могли отвлечь персонал, а я бы тем временем вытащила ключи. Но к концу дня они наверняка обнаружат пропажу. Можно было бы рассказать обо всем Патрисии, и мы вместе что-нибудь придумали бы. Может быть, она сбежит вместе со мной и мы будем жить все вместе – я, она, мама и Патрик. Я вдруг ощутила сильное волнение. Нужно запастись едой на несколько дней. И хорошо учиться в школе, как ни в чем не бывало, чтобы не вызвать подозрений. А когда они расслабятся, мы с Патриком сбежим.

Я вышла из туалета, вернулась к кабинету хозяйки приюта и постучала в дверь. «Входите!» – крикнула она. Я открыла дверь, слегка склонив голову и опустив плечи. Наверное, я была похожа на собаку с поджатым хвостом. Войдя в ее кабинет, я извинилась за то, что накричала на нее, и за то, что убежала. Я сказала, что просто скучаю по маме.

Тут на глаза навернулись слезы, и я разозлилась сама на себя за то, что не могу их сдержать. Хозяйка приюта вышла из-за стола, подошла ко мне и обняла. Она сказала, что понимает, как мне не хватает матери, но теперь все наладится.

Я думала лишь о том, что будь у меня в тот момент нож, я бы вонзила его ей в спину.

Потом я пошла к Патрику, взяла его на руки и крепко прижала к себе. Ему это, похоже, не понравилось, и я слегка ослабила объятия. Потом принялась его баюкать, приговаривая: «Патрик, я найду способ отсюда убежать. Мы снова увидим маму. Мы что-нибудь придумаем, у тебя умная сестра».

Тогда я еще не знала – да и не могла знать, что у хозяйки приюта были на меня свои планы. Согласно этим планам, я должна была покинуть приют, но не вернуться к маме, а навсегда попрощаться с моим миром. Мне так и не удалось сбежать, и может быть, это и к лучшему. В детстве я не понимала, как меня любила хозяйка и насколько добрыми были ее намерения в отношении меня и брата. Когда я подросла, Лилианн и Стуре рассказали мне, что хозяйка приюта не раз звонила им, чтобы справиться о нашем самочувствии в те пять недель, что мы были в Сан-Паулу, пока шла процедура нашего усыновления и переезда в Швецию. Я была рада это услышать. Несмотря ни на что, с приютом у меня связано множество светлых воспоминаний.

С тридцатью коробками конфет

2015 г.

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное