Введение в самопознание

Я встречал людей, которые жили в очень сходном состоянии сознания. Они ходили рядом со мной по улицам Советского Союза, наблюдали бытовые события, слушали привычные звуки, а видели великие битвы, слышали стоны и крики воинов, прозревали силы, действующие за массами. Иногда это очень было похоже на сумасшествие. И я, откровенно говоря, убегал от таких людей…

Но если допустить, что в сказаниях Бхагавадгиты описывается не какая-то историческая битва где-то на территории Индостана, а, как полагается в пророчестве, вроде Апокалипсиса, сделана попытка описать жизнь в нашем «железном» веке – Кали Юге? Иными словами, та первая битва, с которой начинался последний век человечества, все еще идет, потому что она есть описание всего существования людей в железном веке, веке упадка. И существование это есть братоубийственная война, война детей против отцов, война за уничтожение древней культуры…

Просто попробуйте посмотреть на происходящее вокруг нас таким образом. Попробуйте посмотреть в сегодня из Бхагавадгиты. Отбросьте сопротивление там, где устарел язык – ведь это писалось в глубокой древности! Если нужно, замените слова, замените имена, перечитайте все, что написано о разрушении планеты, о перенаселении, о потере нравственности, о терроризме и войнах…

Так в достославных упанишадах святой Бхагавадгиты начинается й о г а о т ч а я н и я Арджуны.

Тому, как предположительно должен был восприниматься текст Гиты читателями, было посвящено любопытное исследование известного русского востоковеда В. С. Семенцева. Он прямо связывает традицию восприятия Гиты с традицией ведического ученичества и во всех «йогических» наставлениях Гиты видит «символический эквивалент (замену) физического подхода брахмачарина старых времен к физически доступному учителю. Но каким же образом возможен этот символический “приход” к Бхагавану? Видимо, ответ – на уровне учения – Гиты будет заключаться в том, чтобы максимально интенсивно отождествиться с образом идеального ученика – Арджуны. Читая, перечитывая, многократно повторяя вслух, мысленно представляя потрясающую встречу Арджуны на поле битвы с многочисленными родичами (1.26–28), переживая вместе с ними чувства нерешительности, ужаса и отчаяния (1.29–33; 2.6–8), приводящие к отказу участвовать в братоубийственной войне (1.35–37; 2.4), сопереживая затем его пламенное обращение к Бхагавану-Кришне за истинным знанием, которое одно только может вывести его, Арджуну (читай: любого ученика), из подобного непреодолимого тупика (соответственно, из какого угодно жизненного кризиса), ученик, приступивший таким образом к изучению Гиты, должен был в конце концов почувствовать, что его обращения за наставлением Гите вполне эквивалентны обращению к реальному, физически присутствующему учителю за традиционным (то есть личностным) знанием. При этом постоянное пребывание памятью в тексте поэмы (ср. сказанное выше о непрерывной рецитации Гиты, предписанной в 18.70) аналогично постоянному пребыванию в доме учителя и т. д. Если к тому же ученик сможет выйти за рамки одной лишь Гиты и обратиться к более крупным текстам кришнаитского цикла, которые, нисколько не противореча Гите, ее существенно дополняют, то перед ним откроется по истине неограниченные возможности пребывания радом с Кришной: такие памятники, как Хариванша, Вишну-пурана и особенно Бхагавата-пурана, содержат обилие житийного (относящегося к Кришне) материала, на усвоение которого хорошо подготовленный адепт может без остатка потратить всю свою жизнь.