Выбирая свою историю. Развилки на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Неудивительно, что армия казарменного типа не выдержала столкновения с противником в высокоманевренной войне, требующей сознательности, ответственности и инициативы каждого. Собственно говоря, эта армия потерпела сокрушительное поражение и была уничтожена к концу 1941 г. Но уже осенью, не останавливая репрессивных карательных мер (вроде знаменитого приказа № 270 от 16 августа 1941 г., которым объявлялось, что семьи командиров и политработников, сдающихся в плен, дезертирующих в тыл, срывающих знаки различия, подлежат аресту, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишаются государственного пособия), командование предприняло шаги, позволившие изменить неформальные отношения в войсках. Тогда же, в августе, директивой Ставки было дано разрешение назначать на командные должности рядовых, если они проявили стойкость и инициативность. 4 октября 1941 г. политическим и надзирательным органам в армии приказом «О фактах подмены воспитательной работы репрессиями» была дана ясная директива умерить служебное рвение не по разуму. Для того чтобы остановить, а затем и обратить вспять отлично вооруженную и искусно управляемую вражескую армию, оказалось недостаточно политруков, воспитывающих в бойцах «беспредельную преданность большевистской партии и Советскому правительству», и заградотрядов. Как всегда, на войне оказались востребованы такие качества человеческой личности, которые доставляют неудобство тоталитарным режимам в мирные эпохи, – самостоятельность, инициативность, способность к риску и самопожертвованию ради товарищей.

Парадоксальным образом в условиях, когда в глазах командования жизнь солдата не стоила и ломаного гроша, ценность человеческой личности, значение ее качеств в товарищеской среде поднялись невероятно высоко, несопоставимо с мирным временем. «Человек с ружьем» ощущал свою уникальность, он переставал быть простым «винтиком». Эту метаморфозу хорошо сформулировал писатель-фронтовик Вячеслав Кондратьев устами героя рассказа «Знаменательная дата»: «На войне я был до необходимости необходимым. И не всяким меня заменить можно было. Вот предположим, что вместо меня на том левом фланге с тем же ручником другой солдат. И уже уверенности нет, что он немца задержит – и глаз другой, и смекалка, и характер послабже, может… Там такое чувство было, словно ты один в своих руках судьбу России держишь».

Фронтовики переставали бояться не только физической смерти, но и прежде устрашающих своей непогрешимостью «органов». Это касалось даже тех, в ком до войны жила простодушная вера «невиновных у нас не сажают». Они доказали свою верность Родине кровью, и, когда сталинский репрессивный аппарат выхватывал из их рядов брата-фронтовика, это вызывало негодование. Да и выхватывали по большей части «за разговоры». Армейская контрразведка (особые отделы НКВД, с 19 апреля 1943 г. – Главное управление контрразведки СМЕРШ Наркомата обороны, подчинявшееся лично Сталину) с июня 1941 по 10 мая 1946 г. арестовала 699 741 человека, из которых 70 тыс. были расстреляны. Но только 43 505 человек были арестованы по обвинению в шпионаже. Главным направлением деятельности СМЕРШа был именно политический сыск в армии и среди «окружающего населения», репрессии за пресловутую «антисоветчину». При этом «органы» разрушали товарищеское доверие в войсках, выстраивая собственную сеть осведомителей и доносчиков, пользовавшихся заслуженной ненавистью сослуживцев.

Поэт Давид Самойлов, начавший свою войну в 1942 г. на страшном Волховском фронте под Тихвином, свидетельствовал: «Портила качество человеческих отношений на фронте, а может быть, вообще снижала высокое самоощущение нации – сталинская бацилла недоверия и взаимной слежки, распространившаяся и на фронт». И тем не менее разговоры на фронте были весьма откровенными, невзирая на разнообразных «осведомителей».

«Как очевидец и как историк свидетельствую, – писал Михаил Гефтер, ушедший на фронт добровольцем, едва окончив истфак МГУ, – 41-й, 42-й множеством ситуаций и человеческих решений являли собой стихийную десталинизацию», «в тяжких испытаниях войны возродился – вместе с чувством личной ответственности за судьбы отечества – и личный взгляд, вернее, зародыш личного взгляда на то, каким ему, отечеству, надлежит стать уже сейчас и тем паче в будущем».

Формирование нового взгляда ускорялось под влиянием прежде недоступной информации. Война тесно сводила людей, не имевших шансов сдружиться в мирной жизни. Плечом к плечу оказывались крестьяне и инженеры, недоучившиеся студенты и недавние заключенные. Для многих горожан открытием стали обычные рассказы об ужасах коллективизации и о том, что деревня живет впроголодь. 12 июля и 24 ноября 1941 г. указами Президиума Верховного Совета СССР было освобождено из мест заключения свыше 600 тыс. человек, из которых 175 тыс. немедленно попали в действующую армию, именно с этого момента стали широко распространяться сведения об устройстве и населении ГУЛАГа.