Выбор Евы

Палач поднял топор. Ни-Диидо зажмурился. Хотел закричать от страха, но мышцы словно парализовало. Ни единого звука не вырвалось из раскрытого рта.

— Я не буду этого делать! — раздался голос палача.

Ни-Диидо открыл вначале голубой глаз, затем второй, зелёный. Боец опустил топор и хмуро глядел на главного судью.

— Я видел, как дрался этот парень. Такого… такое невозможно. И я бы не поверил, если бы мне просто рассказали. Но я видел.

— Ты что вытворяешь?! — подлетел к нему глава семьи. — Быстро делай, что приказано! — хлопнул палача по плечу. — Быстро, я сказал!

— Хорошо, — пробормотал боец.

Выхватил нож, с которым ни один боец никогда не расставался. Перед тем как кто-нибудь успел о чём-то сообразить, разрезал путы на руках и ногах пленного.

— Повернись, предатель! — раздался голос Стирда.

Неудавшийся палач медленно обернулся. Ему в лицо глядела смерть. Маленькое, но мощное оружие под названием пистолет, смотрело чёрным глазом в лоб.

Для окружающих прошёл короткий миг.

Для Ни-Диидо прошла вечность.

Некоторым взрослеть приходится быстро. Сложившиеся обстоятельства играют злую шутку — заставляют перепрыгнуть через годы безмятежного детства. Ни-Диидо понял, что именно от его поведения зависит если не всё, то многое. Именно сейчас решалось кто жертва, а кто охотник.

Прямо из лежачего положения он кинулся на Стирда. Сухо щёлкнул пистолет. Пуля застряла в крыше навеса. Вокруг произошло какое-то движение. Главный судья попытался застрелить возникшую опасность, но успел лишь загнать ещё одну пулю в потолок, прежде чем разъярённый мальчик проломил ему ударом кулака лицо.

Поднявшись, Ни-Диидо увидел, что находится в кольце мужчин, в руках всех ножи. Рядом неудавшийся палач с огромным топором наизготовку. Под ногами помимо умершего в страшных мучениях Стирда, с расколотым черепом валялся и назначенный им глава бойцов.

— Чего стоите, — с насмешкой в голосе сказал бывший палач. С топора в снег щедро бежали капли крови. — Подходите.

Но бойцы — обычные люди. И как любой человек, за чью-то власть умирать не собирались. Они даже радовались, что нашлись сильные духом.

— Да делать что ли больше нечего, как своих убивать?! — опустил нож один из них. Остальные согласно закивали, загалдели и попрятали оружие.

Новый главный судья оказался умнее. Посчитал, что, конечно, убийства не являются нормой, но за смерть Уэйлея, Ни-Диидо расплатился, а Стирд так и вовсе её заслуживал. Неудавшегося палача назначил главою семьи бойцов.

— Храбрость главное качество лидера, — прокомментировал новый судья, и Совет согласился с таким выбором.

События быстро позабылись. Звери предприняли ещё одно нападение. На этот раз даже сила Ни-Диидо не помогла. Занятия у судей продолжились. Новый учитель никогда не позволял себе распускать руки. Но неодобрение в его голосе было хуже всяких подзатыльников. Дядя начал обучать премудростям профессии. А физическим развитием занялся неудавшийся палач.

Сезон тянулся за Сезоном. Ни-Диидо становился взрослее, умнее и сильнее, а на пятнадцатом Сезоне ростом превосходил всех. Стоило зверям его увидеть, как они в панике бежали.

Подходило время выбора спутницы жизни. По этому поводу люди волновались меньше всего. Один из судей заявил, что с удовольствием возьмёт в зятья такого выдающегося человека.

На свадьбе несколько дней гуляло всё поселение. Самогонщики долго никому не давали пойла — готовились к предстоящему торжеству. Когда, наконец, праздник настал, люди так перепили, что потом кроме десятка окоченевших трупов нашли даже в усмерть пьяного зверя. Но роковым событием стало то, что Ни-Диидо попробовал пойло, варимое самогонщиками.

И вновь Сезон потянулся за Сезоном. Ни-Диидо начал обрастать детьми, заботами. Старое поколение умирало. Звери приходили реже и реже. Каждый раз их нападало всё меньше. Людям даже начало казаться, что вот-вот нападения прекратятся вовсе и звери полностью переключатся на оленей и других животных.

Дядьку, при очередном нападении зверей, уволокли. Ни-Диидо выбрали главою свечников. С женой отношения портились всё сильнее из-за того, что начал ходить к самогонщикам. Чем больше ходил, тем сильнее портились. Чем сильнее портились, тем чаще ходил. Пойло казалось Ни-Диидо единственной отрадой и поддержкой — оно согревало, придавало смелости. Давало повод не сидеть дома рядом со смурной женой и надоедливыми детьми.

День тёк за днём. Ночь сменялась ночью. Жена вообще прекратила разговаривать с мужем. А Ни-Диидо не особенно-то и расстроился. Очередной глоток мерзкой жидкости стал для него желаннее жизни.

Проснувшись поутру, первым делом бежал к самогонщикам. Выпив несколько чарок, как сам признавался, просыпался. После начинал заниматься различными насущными проблемами. Не забывая при этом наведываться к самогонщикам.