Выбор Евы

Бывший глава семьи усиленно сопротивлялся велению души. Поначалу, когда вышел из поселения, этого желания даже не было. Но чем дальше шёл, тем сильнее оно становилось. Мрачные и холодные небоскрёбы заблестели от первых лучей нового дня, а Ни-Диидо с трудом заставлял себя делать очередной шаг.

«Надо! — попытался задушить жгучее желание. — Надо спасти!»

Выход нашёлся совершенно неожиданно. Ни-Диидо вышел из города, когда сообразил, что вероятно и спасать уже некого. Попробовал вспомнить, сколько дней прошло с тех пор, как уволокли дочь, но в памяти всё перемешалось. Казалось, это было вчера, хотя накануне, судя по другим воспоминаниям, он пил у самогонщиков.

«Вероятно, прошло много времени, — заключил Ни-Диидо. — А какой тогда смысл в спасении? Кого я собрался спасать? Её-то, скорее всего, уже съели!»

Остановился и несколько мгновений размышлял над сложившейся ситуацией.

«Выпить! — продолжало голосить сознание. — Выпить!»

Ни-Диидо сдался. Развернувшись, спешно направился обратно. Поначалу быстро шёл. Но с каждым шагом понимал, что становится ближе к вожделенной жидкости. Потому вскоре не смог удержаться и побежал. Даже начал чувствовать вкус желанной гадости во рту, когда естество пронзила мысль: «Променял дочь на пойло!»

Ни-Диидо остановился, попытался основательнее разобраться в тревожных мыслях.

«Ведь я уже не могу ей помочь, — убеждал он. — Её, скорее всего, уже съели!»

«Ты сам говоришь «скорее всего» — отвечало подсознание. — Ты неуверен. Ты просто нашёл предлог, чтобы выпить и обо всём забыть»

«Да, мне надо выпить! — согласился Ни-Диидо. — Не каждый день убивают дочь!»

«А с чего ты заключил, что она умерла?! — спрашивало подсознание. — Ты не видел её трупа… Ты даже не видел, как её утащили. Ты всё время пил. А ведь мог её спасти. Мог сразу же отправиться по следам зверей. Скорее всего, увидев тебя, они бы дали такого стрекача, что напрочь забыли б о захваченной девушке. А ты сидел и пил».

«Да, пил! Но мне надо было хоть ненадолго уйти от мира, где нет дочери!»

«Ушёл? Теперь ты вновь в мире, где нет дочери. Теперь ты навсегда в мире, где нет дочери. Смысл тогда постоянно пить, чтоб уйти от мира? Какой смысл даже иногда пить, чтоб уйти от этого мира? Если он тебе не нравится, то заберись на крышу любого небоскрёба да прыгни вниз. А если нравится, тогда зачем мучить родных?!»

Ни-Диидо снял шапку и почесал затылок. Душу разрывало в клочья желание выпить. Но теперь бывший глава семьи понимал, что не сможет заглушить противный голос в душе, не сможет пойти на сделку с собой. Совесть не даст сделать и глотка, непрерывно напоминая, что прыгнуть с крыши проще, чем ежедневно пить противную гадость.

Ни-Диидо поднимался по лестнице. Казалось, она бесконечна. Он два раза успел передумать прыгать. Два раза вновь решился. Четыре раза боролся с желанием вернуться в поселение, выпить, а потом прыгнуть. Ружьё упорно тащил с собой, ещё до конца не решив, застрелиться или всё же прыгнуть.

Остановившись на лестничном пролёте отдышаться, вновь призадумался:

«А может вернуться и выпить? Тогда и веселее будет!»

Соблазн был настолько велик, что стал материален. Ни-Диидо не смог себя заставить подниматься по лестнице.

«Выпью, а потом уже буду думать, как уйти из этого мира. — Пошёл на сделку с совестью Ни-Диидо. — Ведь всё равно заразился. Слишком долго уже нахожусь в здании».

Начал спускаться, когда услышал за спиной странный шорох. В душе противно заныло, сердце прекратило биться.

Ни-Диидо рывком повернулся. На него из крохотной рекреации смотрел зверь с чёрной шкурой. Реакция не изменила бывшему главе семьи. Моментально ружьё перекочевало со спины в руки. Заряженные стволы нацелились в голову зверя.

«Видимо отшельник» — подумал Ни-Диидо, но в следующий момент понял, что ошибся. Разглядел, что перед ним самка. Причём молодая и дурная. Вместо того чтоб кинуться из темноты, она наблюдала.

— Глупая ты, — с какой-то теплотой в душе произнёс Ни-Диидо. — Я и не таких убивал. Неужели всерьёз рассчитывала на меня напасть?

— А почему и нет? — произнесла зверь.

У Ни-Диидо ноги подкосились. Ружьё чуть не вывалилось из рук. Он вспомнил тех, кто слишком частил к самогонщикам. У них иногда начинались сильнейшие галлюцинации. Нередко заканчивалось тем, что беснующегося человека пристреливали.

Голос зверя слишком походил на голос дочери. Да и комплекцией зверь напоминала…

— Этого не может быть! — прошептал Ни-Диидо. — Мне мерещится!

На морде зверя появилась улыбка.

— Нет. Не мерещится. Я могу разговаривать.

Ни-Диидо глупо блымал глазами. Всегда он видел перед собой неразумных тварей, что умеют лишь убивать и жрать. Конечно, они иногда идут на хитрости, но всё ради того, чтобы пожрать.

— Ты морок! Тебя нет! — вновь нацелил ружьё в голову зверя.

В её глазах Ни-Диидо увидел выражение, виденное один раз у дочери. Когда он однажды пришёл сильно пьяным и хотел её ударить. Она заслонилась руками и тихо всхлипнула. Глаза умоляли: «Папочка, я же ничего плохого тебе не сделала! За что?!». Тогда отец не смог ударить.

Не выстрелил и в этот раз.