Выбор Евы

Жизнь текла не нарушаемая тревогой и тоской. Жену замечать прекратил. Родных тоже. Общался лишь по поводу обязанностей семьи. Единственная, кто нашла с ним общий язык — старшая дочь. Она даже спала рядом с отцом, согревая родного человека таким необходимым теплом живого тела. Несколько раз отец, в пылу пьяного бреда, посреди ночи пытался изнасиловать дочь, но та тихими, ласковыми словами заставляла не совершать глупостей.

И Ни-Диидо не совершал. Старшая дочь вскоре стала единственным человеком во всём поселении, кто вообще разговаривал с ним. Огромный, сильный, вечно пьяный и злой односельчанин у всех вызывал лютое чувство омерзения, граничащее со страхом.

В одно из нападений зверей дочь уволокли.

Много дней Ни-Диидо находился в сильнейшем опьянении. Самогонщики даже ходили жаловаться к судьям, что тот выпил почти все запасы.

Глава свечников осунулся, сильно похудел. И так вечно плохое настроение стало поистине ужасным. Столкнувшись однажды с одним из оружейников, он сломал тому позвоночник. За что? Непонятно.

Работой заниматься бросил. Ни-Диидо только и делал, что потреблял пойло, спал, да иногда ел. Из Совета тоже выгнали, а главой семьи назначили двоюродного брата. В поселении поговаривали об изгнании бывшего силача, а ныне полностью деградировавшего существа.

Но такому, казалось бы, закономерному развитию событий помешал случай.

Ни-Диидо брёл, сильно пошатываясь, мимо хозпостроек. Навстречу шёл один из разведчиков. Когда поравнялись, Ни-Диидо втемяшилось, что разведчик мог найти дочь, но не сделал этого.

Не успел Ни-Диидо и руки протянуть к подвернувшемуся односельчанину, как растянулся на снегу. Разведчик, лишь заметив косой взгляд, сразу ударил. Он привык нападать на зверей без предупреждения. В его деле неожиданность решала всё.

— Моя дочь! — пробормотал, ворочаясь в снегу, Ни-Диидо.

— Что «твоя дочь»? — разведчик ожидал, что бывший глава свечников кинется в драку, а не будет реветь и пускать слюни. — Был бы настоящим мужиком, то вместо того чтобы пить эту гадость, пошёл бы и спас дочь.

— Моя дочь! — бормотал Ни-Диидо, вообще с трудом воспринимая окружающее. — Моя дочь!

Вероятно, этим бы его жизненный путь и закончился. Односельчане проходили мимо с брезгливым выражением. Никому даже и в голову не пришло попытаться спасти спившегося человека.

«А зачем? — думал каждый. — Он сам для себя избрал такую жизнь!»

Они наоборот радовались, что утром окоченевший труп надо будет лишь выкинуть за пределы города и звери быстро оставят от него лишь косточки. Слишком сильно они любят человечину, чтобы брезговать падалью.

Ни-Диидо ворочался в снегу, пока не уснул. В обезумевших от количества выпитого мозгах творился сумбур. В какой-то момент перед глазами возникла дочь. Она кричала: «Папа! Папочка!». Но сколько Ни-Диидо не пытался приблизиться, дочь отдалялась и продолжала звать.

«Был бы настоящим мужиком, то вместо того чтобы пить эту гадость, пошёл бы и спас дочь!» — прозвучал в голове голос разведчика.

Ни-Диидо распахнул глаза. Вокруг темнота и тишина — люди спрятались от жестокой ночи. На лицо хлопьями падал снег, кончики пальцев рук и ног онемели, будто по ним долго молотками стучали. По телу прошла крупная дрожь.

«Выпить!» — потребовало сознание.

— Спасти дочь! — посиневшими губами пробормотал Ни-Диидо.

Семья свечников давно спала. Об одном из членов, оставшемся замерзать на улице, никто и не подумал. Каждый, кто начинает дружить с самогонщиками должен понимать, что рано или поздно, но весь мир от него отвернётся.

По двери кто-то ударил. Весь дом затрясся. Люди повыскакивали из кроватей. Мужчины в спешке и потёмках заряжали ружья. Спросонья у них это не сильно-то и получалось. Дети завыли от страха, женщины заголосили.

Дом вздрогнул от второго удара, а после донёсся голос.

— Откройте.

Люди оцепенели, а после жена Ни-Диидо кинулась отворять. Боялась, что следующий удар снесёт дверь и половину стены.

— Ты совсем сбрендил?! — сказала ему хоть что-то впервые за долгий-долгий период.

— Отойди! — Ни-Диидо с лёгкостью отодвинул её в сторону. Протиснувшись в узкую дверь, уверенным шагом прошёл к койке.

В доме успели зажечь свечи. Плакали перепугавшиеся дети. Но никто из домочадцев не посмел попрекнуть Ни-Диидо. Каждый давно привык, что он пьян, агрессивен и неадекватен. Но когда бывший глава семьи снял со стены ружьё, все насторожились.

Ни-Диидо не обращал на родственников внимания, словно они такое же необходимое дополнение, как и снег. Пересчитал патроны в оружейной сумке — тридцать две штуки. Хмыкнул и принялся натягивать всю тёплую одежду, которую имел.

— Всего хорошего, — буркнул на прощание опешившей родне.

Ночь отступала. Первые лучи солнца выбрались из-за вершин гор, к которым Ни-Диидо и направлялся.

«Выпить! Хочу выпить!» — безостановочно твердило сознание.